Проснитесь, сэр!
Шрифт:
Около девяти мы сидели в «каприсе». Опять выдался солнечный день, благоприятный для рака кожи и игры в теннис. Я был в темных очках, в мягкой хлопчатобумажной шляпе, купленной много лет назад у «Вулворта» в Принстоне. Такие шляпы носят пенсионеры во Флориде и других теплых местах. Стараясь скрыть увечья, чувствовал себя человеком-невидимкой, только не забинтованным.
– Дживс, я чувствую себя человеком-невидимкой, – сказал я, запуская мотор.
– Это со всеми часто бывает, сэр, – отвечал он.
– Я говорю не в психологическом смысле. Имею в виду фильмы о человеке-невидимке.
– Очень хорошо, сэр.
Если бы я говорил в психологическом смысле,
Колония Роз располагалась на краю города, приблизительно в четверти мили от знаменитого ипподрома Саратоги, который мы хорошо рассмотрели, проезжая мимо. Действительно, прекрасный ипподром, окруженный старыми – по американским меркам – высокими деревянными трибунами и, конечно, запасной земляной овальной дорожкой, заросшей травой, в дополнение к изумрудно-травянистому полю посередине между выложенными дерном кругами для скачек и для стипль-чеза.
Ипподром и усадьба находились на Юнион-авеню, разделенные густой лесной полосой, посреди которой открывался тайный въезд в Колонию Роз, – художники страшно нуждаются в уединении, чтобы налогоплательщики не имели понятия о творческом процессе, требующем долгого сна и медлительности, иначе и без того скудное финансирование моментально урежется.
Не обращая пристального внимания или не имея превосходного штурмана вроде Дживса, можно было б легко проскочить мимо темной узкой прогалины, где стоял крошечный выцветший деревянный указатель с выведенной старой краской надписью: «Колония Роз. Частное владение», а за ним выше по подъездной дорожке высились две заросшие плющом каменные колонны, напоминавшие два старых передних зуба. Видно, на них в девятнадцатом веке крепились затейливые ворота, когда колония служила жильем и поместьем какого-нибудь стального барона.
– По-моему, въезд справа, сэр, – подсказал Дживс.
Я быстро выкрутил рулевое колесо «каприса», хотя, выполняя маневр, не вписался в боковую колею, резко и неуклюже затормозил, как раз вовремя, чтоб не врезаться в каменный зуб. Подал машину назад, въехал в бывшие ворота более или менее приемлемым способом.
– Прошу прощения, Дживс, – извинился я. – Надеюсь, вас не сильно тряхнуло.
– Ничего страшного, сэр, – заверил он.
– Что же, старт в своем роде удачный, хоть такой старт называют удачным как раз потому, что все частенько так стартуют, – сказал я, стараясь скрыть смущение из-за неловкого поворота.
– Очень хорошо, сэр.
Мы проехали дальше по длинной тенистой лесистой дорожке – с обеих сторон тянулся густой лес с унылыми деревьями, загораживавшими солнце, – миновали маленький темно-зеленый пруд, после чего дорога круто шла в гору, змейкой спускалась вниз; обзор слева и справа по-прежнему загораживали деревья, пока машина внезапно не выскочила на вершину плато, где перед нашими очарованными
Я остановил машину, мысля кинематографически. Когда смотришь фильм о жизни высших классов британского общества, действие почти всегда происходит в огромном поместье, причем «дом», «родовое гнездо» первым делом показано с воздуха, внушая исчерпывающее представление о его великолепии.
Далее следует крупный план – чаще всего слуга идет в кладовую с только что подстреленной птицей или с бутылкой вина из какого-то подсобного погреба.
Затем вновь крупным планом владелец поместья, какой-нибудь лорд у окна в полном унынии, в тоске и расстройстве, что-то замышляет. Следующие кадры часто изображают женщину в интерьере, перед зеркалом, расчесывающую пышные, блестящие волосы – блондинку или брюнетку, – в одних трусиках. Снята она, как правило, со спины, но лицо видно в зеркале – мы получаем редкую возможность одновременно видеть красавицу сзади и спереди. Сюжет полностью ясен – богатство, одиночество, секс. Я решил, что Колонии Роз подошел бы такой кинематографический ряд.
– Замечательно, Дживс, – сказал я. – Похоже на Брайдсхед. [37]
– Весьма изящное здание, сэр, – подтвердил Дживс. – Очень красивое сооружение.
На другом конце лужайки напротив особняка стоял фонтан с мраморными нимфами. Струи воды охлаждали нимф под утренним июльским солнцем. Мне вдруг подумалось, что брызжущий фонтан с небольшим бассейном – весьма выгодное место для романтических встреч, если в поздний час удастся уговорить какую-нибудь поэтессу.
37
Брайдсхед – старинная аристократическая усадьба, где происходит действие романа английского писателя Ивлина Во «Возвращение в Брайдсхед» (1945).
Я снял ногу с тормозной педали, въехал на участок. Мы проехали витой дорогой за особняком и мимо него. Давая указания, помощница директора Дорис велела ехать к белому деревянному дому с табличкой «Контора», где надо отметиться. Поэтому мы проследовали по асфальтированной дорожке среди колоннады деревьев, где встретили двух прогуливавшихся людей, вероятно художников.
– Мои будущие коллеги, – сообщил я Дживсу и, когда они вошли в резкий фокус, разобрал, что эти два человеческих существа – мужчина и женщина.
Нагнав их, я остановился, дружелюбно улыбнулся в спущенное оконное стекло, приветствуя коллег-художников, пряча под камуфляжем устрашающие синяки. На улыбку ответила женщина лет пятидесяти с картины Брейгеля, с длинным хлипким носом, серыми зубами, медными, проволочными волосами, живущими самостоятельной жизнью, кстати сказать, не слишком удачной. Ей сопутствовал мужчина с покатыми плечами, с руками, неестественно висевшими по бокам в каком-то необычайном спокойствии, в спазматически покосившихся очках с толстыми стеклами, одно из которых задралось над бровью, – неужели он этого не замечает?