Проснувшийся Демон
Шрифт:
Когда нам приходится идти с ними на контакт, мы специально гоним для них дурную водку, потому что только водку они уважают. Если они попадают в дома, то любят испражняться прямо в комнатах, где едят, но при этом им нравится жить в тепле и иметь горячую воду. Но они хотят всё сразу и бесплатно. Иногда прорываются в город, воруют женщин. Вы видели охрану на мосту? Пока работает подземка, с севера мы защищены, но Нарвская коммуна дважды подвергалась разграблению. Но я не это хотел показать. Видите черные флажки с датами? Это места, где исчезли караваны.
– На них напали?
– Вероятно. Еще
– А железные дороги не сохранились? Караваны идут пешком?
– Железные дороги? А, вы о паровиках! В Москве пытаются наладить сообщение. А еще я встречал паровиков из Новосибирска. Они приезжали в Нарвскую коммуну, специально насчет покупки паровозов. На территории нарвских есть целый музей древних машин, но нет угля. Угля полно на Урале и в Кемерово…
– И что?
– Коваль понял, что знает ответ.
– И ничего. Они ушли назад с караваном бывшего мэра Черняка, и больше не вернулись. Караван тоже исчез. Хотите печенья?
– Нет, благодарю… - Артур ощущал настоятельную потребность вырваться на свежий воздух.
Казалось, что книжные шкафы кружатся вокруг, затопляя воздух миазмами плесени и смерти. Миллионы мертвых слов, которые никто не читает, кроме несчастного старика. Они - как миллионы погибших людей, прах которых порождает теперь чудовищ…
– А тот караван, что идет завтра? Он тоже сборный? Если на дорогах так опасно…
– На Московской трассе шептуны и чингисы нам не страшны. Арина слышит их за десять километров, понимаете? А серьезную угрозу представляют только они. Торговлю нельзя останавливать…
– Я помню. Либо мы строим цивилизацию, либо уходим в лес.
– Именно. Караван не сборный, но охраны достаточно. Мы наняли ковбоев и людей мамы Кэт.
– А дикари могут от кого-нибудь узнать заранее о караване? О товарах?
– Дело не в товарах, но они нападут наверняка, если узнают, что мы везем женщин.
– А сколько стоит нанять солдата со стороны?
– Недешево. Спросите лучше у Чарли, это его стихия. Но Рубенс вынужден нанимать чужих, мы же не можем оголить караульную службу. А еще Руслан обязан выставлять людей в городские патрули…
У Коваля родилась отчаянная идея:
– Папа сказал, что мне придется целую неделю толкаться без дела, пока я не приму присягу. Может, мне заменить одного из наемников и поехать с караваном? Я чувствую себя обязанным. Вдруг я смогу быть чем-нибудь полезен в дороге?
– На самом-то деле вас обидело, что Рубенс запретил вам покидать музей?
– Лева улыбнулся, снова напомнив Артуру детские книжки про хитрых гномов.
– Здоровый папа слишком ценен для коммуны. Вы можете получить максимум благ, вообще не закрывая трудодней.
– Я так не смогу. В любом случае я буду работать. Наверное, из меня плохой солдат, но что-то я умею… - Артур хотел показать Леве ту часть рабочего журнала Телешева, из-за которой он так стремился попасть в караван. Но что-то его остановило.
– Не сомневаюсь. Уже знание английского дает преимущество. Нам не придется
– Значит, меня не отпустят с караваном?
– Библиотекарь удивленно покачал головой:
– Артур, вы меня неверно поняли. Никто не может вами командовать до присяги. Я уверен, что папа сочтет ваше предложение благородным. Скажу по секрету: вы уже за один вечер заслужили у Михаила репутацию. А он не из тех, кто легко доверяется чужим.
– Это я заметил… А что будет со мной после присяги? Я буду обязан ходить на цыпочках? Он пользуется здесь царской властью?
– Конечно.
– Лева был чрезвычайно серьезен.
– Абсолютной властью. До следующих выборов.
– Слава богу! Я уж думал, он у вас пожизненно.
– Гм! Вот у мамаши Кэт власть пожизненная, но это их внутреннее дело. Выборы проходят раз в год, тайным всеобщим голосованием.
– Всеобщим?
– А как же? Не я один читаю старые газеты, Артур. Нам известно, как выбирали своих лидеров до года Большой смерти. Перед толпами дураков разыгрывали целые представления, молодым было на всё наплевать, а старики голосовали за тех, кто обещал им кусок хлеба и новые вставные зубы. Потом бумажки с подписями кидали в отхожее место, и у власти оставались те же воры. Пока нас мало, Артур, мы можем позволить себе тайное всеобщее голосование. За месяц до выборов кандидаты пишут свое имя в вестибюле. Потом они могут два раза выступить перед людьми. Папу выбирают все члены коммуны с двенадцати лет. Голоса подсчитывают прилюдно, на большом Совете. Впрочем, закон действует не так давно. Лет тридцать назад даже у нас голосовали криком, за год могли смениться четверо старейшин. Тогда коммуна чуть не погибла…
– Подождите, Лева!
– Артур понял, что ему не давало покоя.
– Выходит, что музейщики живут и работают как одна артель? У вас нет частной собственности? В таком случае напряженность неизбежна!
– Одному не выжить. Можете попытаться.
– А что произойдет, если папа?..
– Вы хотите сказать, если папа попытается узурпировать власть? Присядем!
Лев опустился в бархатное кресло, погладил ладонями золоченых грифонов на ручках. Коваль осторожно разместился напротив. Мебель императорского двора жалобно скрипнула. Вампир на глобусе приподнял одно сморщенное веко и снова погрузился в свои охотничьи мечты. Дрова в камине горели ярко и ровно, распространяя несравненный аромат деревенского уюта. На фоне этого домашнего тепла Артур почувствовал вдруг, каким промозглым холодом тянет по ногам.
Книжник придал осанке торжественность:
– Во время ужина вы спросили о законах. Перед вами человек, которому доверено их сохранять и укреплять. После меня этим займется мой преемник.
Папа Рубенс не зря пропустил ваш вопрос мимо ушей, это моя обязанность просветить новичка. Принципиальных законов в коммуне музейщиков немного, и написаны они давно, когда я еще был ребенком. Всё очень просто. Воровство, насилие, предательство, убийство караются виселицей. Драка, пьянство, трусость в бою, отказ от работы, оскорбление любого жителя музея, неподчинение приказам Совета влечет за собой год работ в подземке или высылку. Большинство провинившихся предпочитают подземку.