Просроченная виза
Шрифт:
– Господи, заснул, что ли? – спросила она все с той же неуловимо насмешливой интонацией. – Да вылазь, ушли твои-то.
Игорь с трудом покинул тесное и пыльное пространство под кроватью, и тут наконец грудь его действительно разорвалась от кашля. С судорогами, со слезами, со рвотой…
Потом он помог бабке прибрать следы своего у нее пребывания. Даже поблагодарить толком не смог: так вдруг сел голос – хрипота одна, похожая на собачий лай. Но бабка и не требовала благодарности. А когда он лег у себя, не раздеваясь и не зажигая света, она принесла ему кружку чего-то теплого и сладковатого. Он послушно выпил и почти сразу заснул.
Проснулся он среди ночи, как от толчка. Сел. Подумал неожиданно трезво
К папаше Серегиному? Ну да, как же, допустят к нему!
Сам Серега в Бутырке загорает. И Колька Свешников, которого Игорь же и попросил маленько поездить за Элкой, пока он с ее Силиным занят. Надо же было знать, чем эта сучка на досуге занимается. Значит, прокололся на чем-то друган-приятель. Но за ним грехов нет, это уж знал бы Игорь.
Что же получается? Если его самого начали искать, – а почему, понятно, – значит, пройдут по всем адресам, к которым он может иметь отношение. И первым делом, конечно, в Саратов. Там не отсидеться. Из Подольска же надо срочно линять.
И снова, не в первый уже раз, похвалил себя Игорь за неожиданную предусмотрительность. Точнее, случай просто помог.
Решив слетать на Канары, о которых столько всякого наслышался, что впору менять гражданство, поехал в центр, на Кузнецкий мост, в агентство «Иберия». Просто поехал узнать, что да как. А оказалось, там виза нужна, а с ней сплошная морока, да и время вроде стало поджимать. Спросил потом у девушки в нашем уже агентстве: «А куда не нужно визы?» Она, улыбаясь, перечислила ему целый список – от Египта до Кипра. Подумал тогда, что, может, так оно и лучше. Пусть думают, что он на Канарах, в каком-нибудь Тенерифе, а он в это время окажется без всяких трудностей на том же хоть и Кипре. Там, говорят, русских, как грибов по осени. А комфорт ничуть не хуже – заграница.
Так он сразу и поступил. Чтоб не морочить себе голову. Взял билет на чартерный рейс в Ларнаку. Оказалось, много народу туда летает, даже в зимнее время. Но они – через турагентства.
Та же хорошая девочка, видя сомнения бывшего спортсмена, посоветовала ему ни с какими агентствами не связываться, а сориентироваться прямо на месте. Главное – не лопухнуться, не попасть в лапы проходимцев. В той же Ларнаке – туристические агентства на каждом шагу.
Короче, вылет завтра в полдень. Но до этого времени надо еще дожить и не попасть нечаянно в ментовку. Те, что здесь были, вполне могли устроить возле дома засаду. Сейчас, ночью, не видно их, а они сидят где-нибудь за углом, в машине, и ждут, когда он домой явится.
Не зажигая света в комнате, а приоткрыв дверь в коридор, где горела лампочка, Игорь стал собираться в дальнюю дорогу. Выглядеть в глазах таможни он собирался не круто, но вполне прилично. А удостоверение частного охранного предприятия с отметкой о праве ношения оружия должно было показать им, что они имеют дело, в общем, почти со своим человеком, просто решившим немного развеяться от тяжелой и неблагодарной службы. И еще он надеялся на свое привычное обаяние, на мужественную улыбку, которая легко размягчает самые твердые женские сердца. Он очень надеялся, что на таможенном контроле окажется женщина. Ей можно и цветочек на стойку положить – без всяких как бы задних мыслей. Чтоб чуть-чуть ее внимание притупилось.
Чемоданчик у него тоже был хороший, привычный. Несколько раз уже летал с ним Игорь на соревнования, в основном в Скандинавию. И всякий раз проносило. Тайничок для валюты был сделан классно, еще в советские времена. И достался чемодан Игорю в подарок от тренера, понимавшего, что совсем молодому парню соблазнов все
Одевшись и приготовившись к уходу, Игорь решил на этот раз бабку не беспокоить, хватит с нее и недавних волнений. Но записку оставил:
«Всего хорошего, Вера Алексеевна, я поехал отдохнуть на пару-тройку неделек на юг, к солнцу. Начальство мое в курсе. Оставляю сто рублей, не сочтите за труд, заплатите за меня квартплату и электричество. Пока. Игорь».
Записку и пятьсот рублей положил на кухонный стол. Бабка не дура, все поймет правильно. Надо ж и ей небольшой праздничек устроить…
Долго осматривал через глазок площадку. Вышел тихо, закрыв дверной замок без щелчка. Приотворив парадную дверь, стал мучительно всматриваться в темноту, в ряд стоявших впритык друг к дружке машин. Хотел уже было шагнуть наружу, но какой-то страх удержал. И чуть не вскрикнул. В одной из машин вдруг блеснул огонек, будто прикурили от зажигалки, но свет закрыли неловко. Или это был проблеск от недалекого фонаря?
Нет, рисковать он не решился. Поднялся на первую же площадку, к окну, заколоченному наглухо. Дом был старой постройки, трехэтажный, как и многие другие на этой не менее старой Индустриальной улице. Но именно старость и не создавала особых помех.
Перочинным ножиком Игорь отковырнул сухую замазку, отогнул несколько гвоздиков и вынул стекло. Что будет потом, его не волновало. Высунувшись по пояс, он снова огляделся. До земли, точнее, до снежного заноса было не более двух с половиной метров. Детские игрушки. Первым негромко стукнулся чемодан. За ним на руках спустился Игорь, поднял чемодан и, пригибаясь и загребая ногами снег, побежал вдоль стены к противоположному торцу дома. Машина его стояла, как обычно, в самом конце квартала, где была оборудована платная стоянка.
Шел крупный снег. Игорь подумал, что к утру его следы совсем заметет. Ну а стекло – тут уж ничего не попишешь. Кто-нибудь его вставит, не разбил же, аккуратно прислонил к стене. Может, кто и оценит заботу беглеца…
Рано утром, в самом начале рабочего дня, Саватееву позвонил замначальника отдела уголовного розыска, с которым Николай виделся накануне вечером в Подольске, и извиняющимся тоном сообщил неприятную весть:
– Ушел он, гад, Николай Сергеевич, хоть казни, хоть милуй! Мои оперы всю ночь просидели перед подъездом, замерзли, как, блин… Греться-то я им запретил! А уж под утро вылезли из машины, чтоб на всякий случай в подъезд заглянуть. Дверь открыли, а там – такой ветродуй, мать моя! Оказывается, на площадке стекло вынуто и уже снегу порядком намело. А за окном – борозда. Ну, ясное дело, ушел он. Значит, успел побывать дома. Пока то-се, подъехал я, открыла бабка, говорит, наверно, еще днем уехал, и записку его показывает. Записка и сотенная. Чтоб она за его жилье заплатила до пятнадцатого, за коммунальные услуги. А он, мол, вернется с юга недели через две-три. Я говорю: когда записку нашла? А она: а вечером, как ваши ушли. Она на кухне под хлебницей лежала, вот и не заметила. Врет, как думаете?
– Совершенно точно. Но от нее мы все равно ничего не добьемся. Бабка – бывшая партизанка. Старая, кремневая порода. Так что трогать ее не будем, а вот его придется срочно объявлять в федеральный розыск. Ладно, коллега, спасибо пока…
Вячеслав Иванович Грязнов, услышав новость, крепко выматерился. Но не для оскорбления нерадивого подчиненного, а исключительно ради облегчения собственной души. Потом стал названивать Турецкому.
Николай сидел перед генералом совсем убитый. Его толковая идея оставить у дома засаду кончилась обыкновенным пшиком. Обвел их преступник вокруг пальца. Что преступник, в том уже не сомневался Саватеев. Невиновный не стал бы придумывать такой способ побега. Зря все-таки не учинил он тотального обыска в квартире, зря!…