Просроченное завтра

Горышина Ольга

— Главное, быть спокойной, как слон, и не говорить больше, чем тебя спрашивают, поняла?

Алена просто кивнула, ничего не поняв. В конверте «Кодака» лежали матовые свадебные фотографии, но и их Дима попросил держать ниже окна консула, пока тот не попросит их показать. На вопрос про другие общие фотографии отвечать надо просто — муж не любит фотографироваться. Американцы это съедят, а старый паспорт с болгарскими штампами у нее есть. И еще есть страх, сжимающий сердце. Если ей откажут в визе, что тогда? Для чего это все? Дима не откажется

от работы в Штатах. Он женился не ради нее, а чтобы не скучать за океаном. В одну неделю выйти замуж и развестись? И что тогда — снова Саша? На месяц или два, пока Оксана не узнает или бизнес не рухнет окончательно? Эльвира простила маленькую ложь и жалеет ее, пока думает, что Саша бездумно играет с будущим глупой девочки. Эльвира превратится в фурию, если узнает, что эта девочка губит свое будущее и чужую семью в постели с ее сыном!

Алена вжалась в горячую грудь Димы — только бы он не узнал про Сашу, только бы не узнал… Она должна сохранить свалившегося на голову мужа во что бы то ни стало! И она подлетела утром, чтобы приготовить завтрак, но в шесть утра даже йогурт не лез в горло — прямо как перед экзаменом.

Поставив Алену в живую очередь перед американским консульством, Дима сказал, что сбегает за пирожками. Она даже не обернулась, чувствуя, что коленки трясутся хуже, чем на регистрации брака. Люди вокруг о чем-то говорили, а у нее в июльскую жару чуть ли не стучали зубы. Даже в восьмом часу уже перевалило за двадцать градусов. Сколько это будет по Фаренгейту?

— Извини, что долго. Они только в половине восьмого открылись. Тебе фирменный колобок с изюмом или с творогом?

И Дима действительно потряс перед дрожащим носом жены двумя пакетиками.

— Я ничего не хочу.

— Нет, так дело не пойдет. Сказал же, никаких нервов. Они натасканные твари, все чувствуют. А нам скрывать нечего, слышишь?

Дима рукой вместе с пирожком отодвинул ей волосы и поцеловал в щеку.

— Жуй буржуй, давай! Хватит нервы трепать. Они у меня тоже не железные.

Алена вгрызлась в пирожок, но проглотить смогла его только с водой. И когда наконец открылось консульство, и очередь начала хоть немного двигаться, Алена почувствовала зверский голод и теперь боялась, что живот начнет говорить раньше нее. В крохотном зале ожидания Алену охватила паника. Анкета промокла в руках, и она с трудом назвала бы свое имя, спроси ее об этом прямо сейчас. Но пока приходилось сидеть на жестком стуле и глядеть в потерянные лица людей, отходящих от консульского окошечка с паспортами в руках. Почему им отказали — оставалось только гадать.

Вот и их очередь. Дима отпустил ее руку, но хотел пойти вместе. Однако ему не позволили. Он сжал пальцы в кулак, пытаясь сдержаться. Девушка взяла у Алены анкету, документы Димы и паспорта. Сверив имена, она спросила ровным голосом, при каких обстоятельствах она познакомилась с будущим мужем. Сердце перестало биться, и Алена слышала только себя — и не верила, что это ее голос, такой спокойный и четкий.

— Перейдите

в другое окно, пожалуйста, — произнесла девушка по-прежнему бесцветно, оборвав ее на полуслове и передав кому-то документы.

Алена засеменила ко второму окошку, окончательно перестав чувствовать ноги. Теперь сердце громыхало прямо в ушах. В окошке показался высокий тощий китаец и начал задавать те же вопросы на почти идеальном русском, крутя в руках ее паспорт.

— Вчера только получили?

Алена кивнула, и китаец отложил его в сторону ее.

— Приходите за ним через неделю. До свиданья.

Он толкнул в ее сторону остальные документы, оставив у себя лишь паспорт и анкету. Алена сгребла их и сделала шаг назад, где Дима почти что подхватил ее под руки.

— Пошли. Здесь жуткая духота. Будто кондиционеров из Америки не завезли!

— Что, это все? — спросила Алена, хлопая ресницами.

— Ленка, это только начало. Сколько мы еще инстанций с тобой пройдем…

Он вывел ее на улицу, и они медленно двинулись в сторону метро. Дима предложил зайти за новыми пирожками. Она в ответ только кивнула. Однако там тоже оказалась живая очередь.

— Я помню их еще студенческой пирожковой, — усмехнулся Дима, постукивая ногтем по стеклу прилавка.

Алена глядела на электронное табло, пытаясь выбрать блюдо.

— Ты помнишь «Кэрролле», нет? — спросил Дима, продолжая барабанить по стеклу.

Она пожала плечами.

— Только не говори, что даже в «Макдональдсе» не была?

— Была, конечно.

— А я уж было подумал, что молодежь насытилась гамбургерами с картошкой, и года с двумя нулями пройдут под знаком деамериканизации… У них, не у нас, так что наедайся пирожками. Берем жареные или выпечные? Хотя, знаешь, я хочу студень…

— Студня еще нет, — услышала его девушка в красном колпаке. — Выбирайте то, что в витрине.

— А оливье тоже нет?

— Нет, все съели, но если подождете минут двадцать, мы вам его сделаем.

— Нет, спасибо. Мы пойдем к другим.

Они снова окунулись в уличную жару.

— Тут неподалеку неплохое место. Надеюсь, там можно пообедать, — Дима сильнее сжал руку жены. — Все позади, расслабься. Нельзя так нервничать. Столько всего еще впереди… Хочешь напьемся, если тебе полегчает?

Алена из белой сделалась пунцово-красной.

— Я вообще-то не пью… Во всяком случае больше не буду.

— Хорошо. Не хочешь, не надо. Давай все же поедим и догуляем до Невского. Может, можно будет купить нам билеты на один рейс или мой поменять. Хорошо, копию паспорта сделали. А ведь чуть не забыл, дурак. Лена, у нас, кажется, впереди много чего интересного. Улыбайся. Американцы хмурных не любят.

Алена опустила глаза.

— Нам надо к маме будет съездить в выходные.

— Конечно, съездим. Жаль, конечно, что я с твоим братом не познакомился, но успеется. Может, сумеем к себе его пригласить. С музыкантами особых проблем не должно ведь быть, верно?