Прости, прощай
Шрифт:
Потом был горячий грог с коньяком. Но опьянела Яна не от него. Ее пьянило присутствие Егора, близость его такого же разгоряченного тела.
– Я когда узнал, что братва тебя в бане заперла, Никанору хотел в морду дать... Они же могли тебя... Такую... Такую...
– Какую? – закрывая глаза в ожидании чуда, спросила Яна.
– Ты самая лучшая. Твое тело, твои глаза, твои волосы... Никого я так не хотел сильно, как тебя...
И чудо было так близко... Егор уложил ее на диван, осыпая ласками, избавил
– Нет! – вскричала она, вырываясь из объятий Егора.
Вырвалась, села на краешек дивана, обхватив руками крест-накрест свое тело.
Чудо было близко, но оно сорвалось с крючка, как золотая рыбка...
– Что такое?
Егор подался за ней, нежно провел рукой по ее дрожащей спине.
– Ты не знаешь...
– Что я должен знать?
– Наша дочь... Она была неполноценной... Тело в каких-то язвах... Недоразвитая... У нее пальцы на руках были сросшиеся...
– Сочувствую.
– Кому?
– Тебе...
– А себе?
– Ну, и себе, в общем, тоже...
– Ты так и не понял. Нам нельзя вместе. Нам нельзя иметь детей... Они будут такими же неполноценными, понимаешь?
– Успокойся. Зачем нам иметь детей? Это же совсем не обязательно...
Он потянулся к своим брюкам, брошенным на пол, вытащил из специального кармана резиновый кругляшок в упаковке из фольги...
– Так можно, – кивнула Яна.
И снова покорно отдалась во власть Егора. Покорно и даже с желанием, но предвкушения чуда уже не было. Да оно и не произошло. Хорошо было, но банально...
– Яна!
Трудно было не узнать голос Филиппа Михайловича. Мягкий, грудной, этакий приглушенный мужской альт, приятный на слух и даже в какой-то степени волнующий.
Яна остановилась, в нерешительности обернулась, вымученно улыбнулась.
– Здравствуйте, Филипп Михайлович.
Он, как всегда, выглядел отлично – во всяком случае, для своих лет. Холеный, свежий, статный, в дорогом черном пальто при белом как снег шарфе.
– Яна, у меня к тебе разговор...
Он показал на свою «Волгу». Ей ничего не оставалось, как принять его приглашение.
Они сели на заднее сиденье, и Филипп Михайлович тут же попросил своего водителя пойти прогуляться.
– С нашим Вильямом очень плохо, – сказал он.
– Вы хотели сказать, с вашим?
– Нет, с нашим.
– Он уже три месяца как не мой...
– Эти три месяца... вернее, два... если точней, то полтора... В общем, он прошел курс лечения в наркологии... Завтра он выписывается...
– Я очень рада за него.
– Ты не
– Да, наверное, это трудно понять.
– Я еще раз говорю, ты не понимаешь...
Он взял ее руку, положил в одну ладонь, другой мягко накрыл. В этом положении и застыл, задумавшись о судьбе своего сына.
– Ты не понимаешь, – повторил он. – Вильям любит тебя... Он сказал, что снова начнет пить, если тебя с ним не будет... Ты должна быть с ним. Завтра он возвращается, и я бы хотел, чтобы ты его ждала дома...
– Он этого хочет?
– Ну, конечно же...
– Кому он об этом сказал?
– Мне... И матери...
– Почему он мне ничего не сказал?
– Он в больнице... вернее, в частной клинике...
– Там нет телефона?
– Есть... И он мог бы тебе позвонить. Но он не может. Боится... Он прекрасно понимает, что очень плохо с тобой обошелся. Раскаивается...
– Раскаивается, – презрительно хмыкнула Яна. – Ваш сын – слабак и слюнтяй.
Ей очень хотелось добавить, что он позволил бандитам увезти ее черт знает куда, но решила не нагнетать и без того напряженную обстановку.
– Нелестный отзыв... Но боюсь, что мне придется согласиться с ним. Вильям – действительно слабохарактерный.
– И ленивый.
– Вот здесь ты не права. А если права, то не совсем. Вильям очень хочет заняться стоящим делом. И я собираюсь ему помочь. Есть у меня задумка насчет совместного советско-американского предприятия. Да что там задумка, наработки уже есть... Я думаю, Вильям может возглавить это предприятие...
– Пожалуйста, мне-то что.
– Не надо так говорить. Он нуждается в тебе, и ты должна его поддержать. Ты для него якорь в этой жизни. Он сам так сказал...
– Может быть, и якорь, – мрачно усмехнулась Яна. – Но незарегистрированный... От этого якоря можно легко отцепиться, чтобы заменить его на другой...
– Ему не нужны другие якоря...
Яна пытливо глянула на Филиппа Михайловича. Неужели он не понял ее намек?
– В этом я уже убедилась... Извините, меня ждут...
Она высвободила руку, потянулась к дверце, чтобы открыть ее.
– Погоди...
Он мягко положил руку ей на плечо, произвел легкое усилие, чтобы развернуть ее к себе. Яна повиновалась.
– Я тебя понял... Ты хочешь замуж.
– За Вильяма? Не хочу... Но если жить с ним, то с печатью в паспорте. Чтобы не чувствовать себя его содержанкой... Или вашей – ведь вы же даете ему деньги...
– Обещаю, если Вильям не сорвется, то к лету ты станешь его женой.
– Вы обещаете? – усмехнулась Яна. – В том-то и дело, что вы обещаете... Вильям полностью зависит от вас. Папенько-маменькин сыночек...
– Если бы это действительно было так, он бы не упрямствовал – работал бы, не пил...