Прости за любовь
Шрифт:
– А я что, видела его?
– Оно там же, в ящике! – Шумейко злобно пялилась на хозяйку, будто хотела испепелить ее взглядом.
– Я не видела. И вы мне про него не сказали.
– А вы сами не понимаете?! – Рудько повернулся к Шумейко. – Где вы живете, гражданка Шумейко?
– В Бердичеве. А вообще, живу там, где работаю.
– Ваши документы! – Рудько посмотрел на собаковладелицу.
Дамочка вынула из кармана куртки права.
– Тэ-экс… – Старший сержант качнулся на каблуках. –
– Понятия не имею!
Рудько приподнял брови:
– Значит, получается, что ваша домработница выбросила свои вещи в окно и убежала?
Федченко кивнула.
– А деньги и документы забыла?
Федченко закивала мелко и часто, как болванчик.
– И вы никак не отреагировали?
– А как я должна была реагировать?
– Вызвать полицию, скорую. Шумейко беженка, у нее мог быть нервный срыв. А если бы она вслед за вещами? А?
– Что? У меня нервный срыв?! – воскликнула Шумейко. – Это у нее не все дома!
Рудько примирительно взмахнул рукой:
– Гражданка Шумейко, успокойтесь, мы все выясним.
– Может, меня спросите? Я такой же человек, как она! Или беженцы не люди?
Рудько поправил шапку.
– Хорошо, говорите. Так что произошло? – Он поднял брови, и теперь у него был вид внимательно слушающего человека.
– Она выпила кофе и попросила меня погадать на кофейной гуще, – сказала Шумейко.
– Вы что, гадалка?
– Ну, не знаю… У меня получается.
– Что получается?
– Угадывать получается! А что еще?
– И что вы угадали сегодня утром?
– Я сказала, что муж ей изменяет. Она выхватила чашку и разбила. А потом стала кричать и выбросила мои вещи в окно. И меня вытолкала!
Федченко дико вращала глазами:
– Муж изменяет?! Дура ты неотесанная! Он меня обожает!
– Так чего вы каждый день гадаете?! Ваш обожатель ко мне клинья подбивал, к Ирке с третьего этажа…
– Ах ты сука! Надо же, такую змеюку в дом пустила!
Собачка взвизгнула и цапнула хозяйку за руку. Хозяйка дала собаке по ушам, и та зарычала.
Девушка хотела еще что-то сказать, но ойкнула, пошатнулась и начала оседать на снег. Дима успел подхватить ее под мышки. Худая, невысокого роста, она оказалась не такой уж легкой.
– Она симулирует, – заявила собаковладелица. – Она так уже делала. Мужчина, вы испачкались, бросьте ее, – посоветовала она Диме.
– Помолчите! – прикрикнул полицейский на дамочку. – Вот что, Федченко, для начала составим протокол, а потом будем выяснять, кто симулирует, а кто – нет.
– Какой еще протокол?
– Как какой? Вы вещи Шумейко выбросили?
– Ничего я не выбрасывала!
– Выбрасывала! – вмешалась женщина с колбасой. – Я видела.
– И можете подтвердить в суде? – спросил Рудько.
– Еще
– Ай-яй-яй! – запричитала Федченко. – Ну, времена! Что, будешь на соседку наговаривать?!
– Вы мне не тыкайте! Наговаривать не буду, а вот правду скажу.
– И не стыдно?
– Нет, не стыдно. Вы со мной никогда не здоровались, а теперь вдруг признали? С каких дел?
– Прекратите! – Рудько поднял руку.
– Товарищ старший сержант, – заюлила собаковладелица (если бы у нее был хвост, в эту минуту он точно отвалился бы). – Не надо никакого протокола.
Послышались звуки сирены – это была скорая. Все повернули головы на дорогу, и из потока машин с каким-то особым шиком, будто шла не по дороге, а по волнам, выскользнула новенькая карета скорой и, грациозно обогнув стоящий троллейбус, остановилась прямо перед машиной Хованского. Из нее выскочили двое медработников.
– Сюда! – крикнул Дима.
Они подбежали трусцой и взяли девушку под руки.
– Что с ней? – спросил тот, что постарше, озабоченно вглядываясь в лицо Шумейко.
– Не знаю…
– Ладно, сейчас посмотрим. – И они медленно пошли к «скорой».
– Вы там это, поделикатнее, она беженка, – бросил сержант и повернулся к Диме, – вы ее точно не зацепили?
– Нет. – Дима разглядывал пальто: рукава и перед были грязными.
– Товарищ старший сержант, – стоя на полусогнутых, Федченко лезла полицейскому в лицо, – не надо ничего писать. Признаюсь, погорячилась, я все ей прощаю. Я не в обиде…
– А может, гражданка Шумейко в обиде? – вмешался Сердюк.
– Это почему же?
– Вы понимаете, гражданка Федченко, что обидели беженку? Понимаете, что к ней надо относиться иначе?
– Я ей хорошо платила.
– Оно и видно!
– Слушайте…
– Это вы послушайте! – рявкнул Сердюк. – Вы войну видели?
– При чем тут война? – растерялась Федченко.
– При всем! Шумейко видела войну не по телевизору. Ей всего-то двадцать семь, а вы на нее посмотрите! Как вы думаете, гражданка Федченко, отчего она такая тощая и страшная, а? От хорошей жизни? Бессердечная вы, гражданка Федченко! – в сердцах сказал он и повернулся к Диме. – Гражданин, как ваша фамилия?
– Хованский.
– Вот что, гражданин Хованский, вы будете свидетелем, и вы, граждане, тоже, – Рудько обвел взглядом толпу. – Речь идет о причинении гражданкой Федченко материального ущерба гражданке Шумейко.
Толпа рассосалась за считаные секунды. Осталось трое особенно любознательных, в том числе женщина с колбасой.
– Какой материальный ущерб?! – воскликнула Федченко, в поисках поддержки окидывая взглядом оставшихся. – Нет тут никакого ущерба!
– Как это нет? – встрял Дима. – А где второй сапог?