Простить неверную
Шрифт:
Глеб послушно склонил голову, но тут же поднял и улыбнулся ещё шире, так, что показалось – щёки треснут.
– Спасибо, – произнёс с чувством. Руку протянул, но я демонстративно не заметил. Ушёл, как тогда, не обернувшись.
Внутри всё клокотало, желчь подкатывала к горлу, во рту горчило. Сев в машину, с силой ударил по рулю ладонью. Мудак! Не хватало ему меня, как же! Четыре года отсиживался, приглядывал. Сука! Сердце стучало барабаном, несколько раз с шумом выдохнул через нос – надо успокаиваться. Мы теперь партнёры, каждый день видеться придётся. Переживу, не маленький. Истерики закатывать не буду, морду бить – тем более. В прошлом,
Невольно промелькнула мысль: вдруг она тоже внезапно объявится? Надежда – живучая сволочь, и я до сих пор не понял, как её убить. Сколько угодно мог говорить, что забыл и не простил, но правда проще: не забыл и, может, простил. Тошнило от этого, но как заставить разлюбить? А хрен его знает. Говорят, время лечит. Только сколько его надо, этого времени, чтобы дыра в груди наконец затянулась?..
Встреча с Глебом всё-таки выбила из колеи. Я бесцельно колесил по городу, вместо того, чтобы к дочке спешить. Путался в вязких мыслях, как муха в сиропе, одно и то же по кругу, снова и снова. Пришёл в себя у какого-то клуба – неоновая вывеска била прямо в глаза. Успело стемнеть, который час вообще? Девять. Отлично, просто отец года! Настя ещё не спит, ждёт, а я даже подарок не купил. От злости на себя захотелось выть. Ладно, ещё могу успеть, вину заглажу. Завтра весь день вдвоём проведём. Едва машина тронулась с места, как под колёса две девицы бросились. Со злостью я ударил по клаксону, открыл окно:
– Под ноги смотреть надо!
– Глаза разуй, не видишь – зелёный? – огрызнулась красноволосая девица в ультра коротком мини. А из-за её плеча вторая выглянула, глаза огромные, испуганные. Учительница Настина. Отлично. Просто отлично. Не успела детей с линейки проводить, уже бухать пошла. Красноволосая подхватила учительницу и потянула за собой, но та постоянно оглядывалась, путаясь в длинных ногах. Утром каблук пониже был, а юбка подлиннее. Узнала, что ли? Сзади просигналили и, опомнившись, я поехал. Ладно, учитель – тоже человек, я не из тех, кто за фото в купальнике требует на костре сжечь. И ей, наверное, сейчас неловко. Ну, упрекать не буду, сделаю вид, что не узнал, при встрече. Хотя спеси в ней явно стало поменьше, чем утром было.
Настя не спала – ждала. Виновато улыбнувшись, я протянул набор детской косметики – продавщица в Детском мире посоветовала. Когда дочкины глаза вспыхнули неподдельным счастьем, тихонько выдохнул, хотя вина не уменьшилась. И Софья Львовна с мягкой улыбкой сказала, что они уже поужинали, мне сейчас подогреет, отчего ещё муторнее стало.
– Прости, мышь, – сказал я, падая на диван рядом с ней. Сумасшедший день, а должен был стать праздником.
– Много работы? – не по-детски серьёзно спросила Настя. Кивнул, внутренне морщась за ложь. Если бы был занят, может, не так сильно в груди бы свербело.
– Пойдём завтра в парк? А потом в кино, хочешь?
– И ты весь день будешь со мной?
– Только с тобой, мышь. Даже телефон, если хочешь, дома оставлю.
– Не верю, – она улыбнулась, и дыра в груди привычно заныла – слишком улыбка знакомая. Дианина.
– Обещаю! – торжественно сцепив наши мизинцы, я звонко чмокнул её в лоб.
Вот тебе и праздник – ужин в одиночестве перед телевизором. По нему шло какое-то шоу – Софья Львовна смотрела до моего прихода. Некстати вспомнился Глеб, и кусок мяса поперёк горла встал. С трудом проглотив, я решил, что ужин на сегодня подошёл к концу: потребность выпить и забыться вспыхнула внезапно.
На столе фотография: мы с Настей полгода назад. За спиной Исаакий, над головой – голубое небо. Мы тогда долго по городу гуляли, привыкали к мысли, что скоро придётся попрощаться. Настя не сказала ни разу, но я знал: она переживала, что, если мы уедем, мама никогда нас не найдёт. Как будто мы прятались от неё хоть один день из этих трёх лет.
Виски обжёг горло, внутри разлилось приятное тепло, постепенно успокаивая нервы. Жизнь привыкла подкидывать дерьмо под ноги, не страшно. Переступлю и дальше пойду. К Глебу привыкну, а Диана… Завтра же с адвокатом свяжусь, сколько можно откладывать?
Пятая глава
Первая учебная неделя пролетела под визг, крики и попытки утихомирить вчерашних детсадовцев. Я всегда любила свою работу, правда, очень любила, но порой она же сводила с ума. К вечеру голова становилась чугунной, но времени расслабляться никто не давал: отчёты, учебный план, педсовет с преувеличенно весёлым напутствием от директора о новых силах и новых вершинах. Хотелось завернуться в плед, сделать большую кружку чая и весь день смотреть сериалы. И плакать к концу недели тоже хотелось, но нельзя: впереди первое родительское собрание.
Детей потихоньку уже изучила. Кто тихий и спокойный, кто доставит больше всего проблем, кто усидчивый, а у кого шило в попе. Как и думала, с Настей Голицыной проблемы начались раньше всех. Когда стали знакомиться, она встала и первой же фразой подписала себе приговор:
– Я из Санкт-Петербурга, мои предки – дворяне.
Так её теперь и называли – дворянка. Детям слово было незнакомо, зацепились за него, как за ругательство, а Настя восприняла всё спокойно, объясняя каждому, что это значит. Мне всё ещё было её жалко, почему – сама не поняла. Опрятная, аккуратная и милая девочка, но показалась очень одинокой. Няня каждый день забирала, родителей я больше не видела, хотя за остальными почти всегда мамы приходили. Что ж, посмотрю сегодня, появится ли кто-то на собрании.
Родители собирались медленно, нехотя. Интересно, почему, в жизни пунктуальные, люди считают, что на собрание в школу можно опоздать? Уже пятнадцать минут шестого, а они всё тянулись, заглядывали в класс, улыбались виновато, проходя к партам, как нашкодившие ученики.
– Думаю, все, кто хотел, уже пришёл, – начала я, глядя на часы: половина шестого. Родители моментально подобрались, спасибо, что их хотя бы не пришлось призывать к порядку. Пока рассказывала о первых днях, смотрела на внимательные лица. Про своих детей всем слушать интересно и приятно, хорошо хоть пока о неприятном говорить не надо. Оценок в первом классе нет, о неуспеваемости судить рано.
– Простите, я опоздал. – Голицын появился в дверях, и в классе моментально стало тесно. Он оказался единственным отцом среди двадцати мамочек, и взгляды ожидаемо прикипели к нему. Не смущаясь, прошёл, сел за свободную парту. Первая перед учительским столом, никто так и не решился занять. Положил телефон рядом и поднял глаза, мол, продолжайте. От этого снисходительного взгляда внутри буря всколыхнулась. Словно я докладчик перед суровым директором. Едва слышно скрипнув зубами, я натянула самую приятную улыбку, возвращаясь к теме.