Просто Иван

Гавряев Виталий Витальевич

– Ну почему жизнь так не справедлива?

– Это не жизнь такая несправедливая, а война такая - как 'паскудная баба".
– Уже намного спокойней подытожила Анастасия.
– А пока Фаина, давай позаботимся о мёртвых: вон, воронка у дороги, в ней и прихороним наших умерших ребят. Не дело мёртвым среди раненых лежать: сама врач - должна понимать. ...

Ночь пришлось провести у лесного завала: покалеченные бойцы нуждались в отдыхе после мучительной поездки в скрипучих телегах, да девушки не решились вести обоз во тьме. Покончив с похоронами, они развели костёр, нашли и вскипятили воды, после чего были вынуждены заняться ранеными, - особенно теми, у кого от дневной тряски открылись раны. В общем, забот у них хватило на всю ночь. Поэтому

к покинутым ими позициям санитарный обоз вернулся только в полдень. Где их и пленили немцы из работавшей там трофейной команды. Подводы выехали прямиком на группу фрицев выкатывавших из капонира трофейную сорокапятку: так что разворачиваться и уходить в лес было поздно - фрицы сразу заметили появившуюся из-за поворота подводу, и, оставив пушку, схватились за карабины висевшие у них за спиной. Держа на прицеле не только Настасью, но и тех, кто находился на подводах, трофейщики закричали и стали осторожно к ним приближаться.

– Ну вот.
– Устало подумала Настя: без каких либо эмоций, смотря на подходящих к ней солдат вермахта.
– Стоило столько колесить, понести из-за этого потери среди раненых и в результате так глупо попасться в плен.

Смирнова также отрешённо посмотрела на спящих в телеге раненых: они настолько вымотались от дорожной тряски, что часть из них забылись спасительным сном, а другие были настолько плохи, что лежали в беспамятстве.

Отсутствие привычного скрипа колёс; чувствительных толчков возникающих из-за дорожных неровностей; громкое звучания немецкой речи: привело к тому, что со стоном проснулся младший сержант - Настин однофамилец. Быстро сообразив что происходит, он встрепенулся, чем причинил боль как себе, так и лежащим рядом с ним товарищам по несчастью.

– У-у-у... и почему нам не разрешили взять с собой оружие?
– Глухо простонал он, с ненавистью смотря на окруживших телеги немецких солдат.
– Как это глупо... это же надо так нелепо вляпаться. Даже застрелиться не из чего.

От галдежа устроенного фрицами, пробуждались и другие, они с послесонья не могли сразу всего понять и беспомощно озирались. Добровольный помощник - раненый в обе ноги красноармеец, управлявший третьей подводой, после недолгих раздумий решился на отчаянный шаг, он неожиданно вытянул руку в направлении приближающихся к нему фашистов: в его руке оказался наган, однако нечего большего боец не успел. По округе разнеслись хлёсткие звуки нескольких ружейных выстрелов, и советский солдат: уже мёртвым откинулся назад - на телегу. Рядом с ним, получив смертоносную 'порцию свинца", забились в предсмертных конвульсиях ещё двое бойцов.

– Не стреляйте! Неужели вы не видите, что мы везём раненых!
– С сильным надрывом в голосе выкрикнула Фаина: она как раз стояла возле последней - четвёртой подводы и прекрасно всё видела.

На эти выстрелы спешно сбежались ещё немцы, среди которых был унтер-офицер без портупеи: он быстро оценив обстановку, указал на Кац рукою и приказал:

– Эту унтерменшу - отведите к оберфельдфебелю Краузе!

Двое солдат весьма шустро подбежали к Фаине и грубо схватив её за руки - силком потащили к вышеуказанному Краузе: стоявшему возле пулемётного гнезда на противоположной стороне недавнего поля боя.

Настя как заворожённая наблюдала, как её подругу подвели к оберфельдфебелю; как он недолго с ней пообщавшись, указал рукой на берёзу, и с каким проворством немцы нашли верёвку, сделали петлю, и повесили врача. К моменту когда из под Фаиных ног выбивали ящик из под снарядов, вернулся один из двоих немцев конвоировавших молодую Еврейку.

– Гер оберфельдфебель приказал, что всех пленных: неспособных передвигаться самостоятельно - ликвидировать. А эта фрау пограничник должна быть доставлена к нему.

– Гюнтер, почему Карл решил, что она пограничник?
– Поинтересовался рябой унтер-офицер.

– Так у неё зелёные петлицы^1^1.

Этот ответ произвёл эффект аналогичный команде фас для служебных псов: трое ближних

к девушке солдат крича и брызгая слюной, набросились на неё с кулаками. Виновата в этом была не их маниакальная склонность к садизму, а кропотливая, тщательная обработка мозгов: когда им внушали, что вступив на территорию России, они будут бороться с жидо-коммунистической угрозой для их мира: а значит не какой пощады врагу и только полное его уничтожение. И только вмешательство унтеров остановило это избиение.

– Смирно! Было приказано не убить, а доставить её к оберфельдфебелю! Мы сами отведём эту коммунистку к геру Краузе: который и определит её дальнейшую участь! А вы, скорее решайте вопрос с ранеными Иванами.

К месту своей казни - в этом Настя была абсолютно уверенна, военфельдшер шла с высоко поднятой головой, стараясь держаться как можно достойнее. Девушка решила не дать немцам удовольствия увидеть её страх. Она даже не оглянулась на выстрелы - когда фашисты расстреливали раненых, а только сильнее - что было сил, стиснула кулаки.

– На любые задаваемые мне вопросы надо молчать.
– Как заклинание повторяла Настя, приближаясь к офицеру.
– Нужно принять смерть достойно - пусть эти гады видят, что они меня хоть и пленили, но не сломали...

Смирнова не слушала вопросы вражеского офицера, только смотрела на него - как на пустое место; с замиранием сердца наблюдала как к толстой ветке: рядом с покачивающейся Фаиной привязывают новую петлю. Ноги девчонки слабели, и она из последних сил крепилась, злилась на себя за эту последнюю слабость и готовилась самостоятельно - без презрительной услужливости палачей взойти на импровизированный эшафот.

Неожиданно, Настин взгляд привлекло движение возле подлеска: там приподнялся какой-то исхудавший мужчина, с грязной повязкой на голове и в форме красноармейца, почти сразу он что-то метнул в пулемётчиков, сидящих к нему спиной. Затем из подлеска появился ещё один - такой же бородатый боец и они - вдвоём, устремились к пулемёту. Анастасия поспешно отвела от них взгляд: дабы не привлечь внимание немцев к этим смельчакам.

Дальше всё происходило как во сне. После первого же выстрела, Смирнова упала на землю и инстинктивно начала отползать подальше от своих палачей: которые позабыв о ней, метались как перепуганные курицы - куда только подевалась их самоуверенная надменность. И только тогда, когда стихла стрельба, девушка поднялась и как-то отрешённо - всё ещё не веря в своё неожиданное спасение, смотрела, как кто-то из появившихся из леса солдат - вроде тот же что метал ножи, с какими-то криками избивал одного из пленных сапёров. А когда к ней подошёл молодой парень на лице которого, пробивалась жиденькая пародия на бородёнку, она почувствовала, как силы начали покидать её, а наружу, с новой силой рванулось всё то, что она так старательно прятала от посторонних взглядов. Когда незнакомый солдат оказался рядом, то, не отдавая себе отчёта, Настя прижалась к его груди. А одежда красноармейца пахла мужским потом, лесной сыростью и дымом костра. И в этот момент: удерживаемый неимоверными усилиями силы воли страх, душевная боль, накопившиеся переживания - все, что навалилось на неё за последние сутки, вырвалось из под контроля. Девушка рыдала в голос, обильно орошая гимнастёрку незнакомца слезами: а он, стараясь её успокоить, слегка приобнял и неловко поглаживал свой рукой по её спине. Несколько секунд спустя, от пережитого шока, Анастасия потеряла сознание. ...

Глава 11

Когда Иван оказался рядом со спасённой девушкой, и собирался было предложить ей повернуться к нему спиной - дабы развязать её стянутые за спиной руки: она неожиданно сделала к нему навстречу шаг и уткнулась лицом в его грудь. Ещё никогда он не слышал такого неутешного женского плача, отчего даже растерялся и, не зная как себя вести в такой ситуации, приобнял освобождённого медика и поглаживая по сотрясаемой в плаче девичьей спине, растерянно бормотал: