Просто любовь
Шрифт:
Я открыла и, стоя на пороге, спросила:
— Кеннеди, что ты здесь делаешь?
Он оглядел пространство позади меня и прислушался к полнейшей тишине дома:
— Родители ушли?
Я вздохнула:
— Их нет.
Он нахмурился:
— Их нет только сейчас или не будет все выходные?
Я уже почти забыла, как хорошо Кеннеди ведет прицельный огонь по тем вещам, о которых собеседник умалчивает. Думаю, именно этим умением во многом и объяснялись его победы в дискуссиях.
— Их не будет все выходные. А ты-то что здесь делаешь?
Он прислонился плечом к косяку:
— В этот
Проигнорировав последний вопрос, я отметила про себя, что Кеннеди сказал «мы расстались», как будто это было наше совместное решение. Как будто я не ходила за ним как слепая идиотка, пока он меня не огорошил.
— То есть мы должны прийти к тебе домой на праздничный обед и изображать идиллию, лишь бы тебе не пришлось говорить родителям, что мы расстались?
Он улыбнулся, продемонстрировав ямочки на щеках:
— Да нет, я не настолько трус. Могу сказать им, если хочешь. Объясню, что пригласил тебя просто как друга. Но если ты не хочешь, то можно и не говорить. Сами они, поверь мне, ничего не заметят: не такие уж они внимательные. Мой братишка уже больше года курит травку. Оттягивается так не по-детски, что ребятам из нашей общаги и не снилось. А родители и в ус не дуют.
— И ты не беспокоишься за него?
Кеннеди пожал плечами:
— Учится он прилично. Все это у него просто так, от скуки. И потом, он же не мой ребенок.
— Но он твой младший брат!
Я у своих родителей одна, поэтому о братско-сестринских отношениях я имела только самое общее представление. Мне казалось, что по логике братья должны отвечать друг за друга. Но Кеннеди, похоже, так не считал.
— Даже если я попробую с ним поговорить, он меня не послушает.
— Почему ты в этом так уверен?
Он вздохнул:
— Не знаю. Может, потому, что он никогда меня не слушает. Ладно. Давай встретимся завтра. Я заеду за тобой около часу. Хоть поешь нормальную еду, а не то, что ты там собиралась разогреть в микроволновке.
Я закатила глаза, а он усмехнулся.
— И все-таки я не понимаю, почему ты им не скажешь. Ведь уже больше месяца прошло.
Кеннеди опять пожал плечами:
— Не знаю. Может, потому, что мои тебя очень любят. — Это была полнейшая чушь. Я скептически приподняла брови, а он засмеялся. — Ну ладно-ладно. Они привыкли к тебе, привыкли к тому, что мы вместе. А своим родителям ты, как я понимаю, сказала?
Я поджала пальцы на ногах: мраморный пол был холодный, из открытой двери дуло.
— Я сказала маме, а она, наверное, передала отцу. По-моему, их это слегка раздосадовало, хотя не знаю, кем они были больше недовольны: тобой, из-за того что ты меня бросил, или мной, из-за того что не смогла тебя удержать.
Едва договорив, я ужасно рассердилась на себя за эти слова. Теперь Кеннеди, чего доброго, подумает, будто я по нему убиваюсь.
На самом же деле мой разрыв с ним просто вернул нас
Каждый раз, когда я выигрывала спор, мама говорила что-нибудь вроде: «Даже сломанные часы дважды в день показывают точное время». Сейчас я сказала это, нанеся ей удар ее же оружием. Она вздохнула (как в тот день, когда я объявила, куда буду поступать): дескать, бесполезно с тобой разговаривать — и тема была закрыта. Мама не знала, что как раз теперь-то я с ней согласна. Пожертвовать собственным образованием ради парня — это действительно был наиглупейший поступок в моей жизни.
Кеннеди стоял, просунув пальцы в петли для ремня. По выражению его лица можно было подумать, что он раскаивается.
— Если я правильно понял, ты не собираешься праздновать ни у Далии, ни у Джиллиан. А то бы уже сказала.
Я действительно еще не звонила своим школьным подругам, не говорила им, что я дома. Собиралась сделать это, когда праздник отшумит. Джиллиан после первого курса отчислили из Луизианского университета, и она вернулась домой. Выучилась на менеджера магазина одежды. Ей сделал предложение какой-то парень, который работал в торговом центре, в ювелирной секции. Далия изучала медсестринское дело в Оклахоме. После выпуска мы очень отдалились друг от друга. Даже странно, что сейчас они казались мне такими чужими, хотя все четыре года старшей школы мы были не разлей вода.
Теперь у Далии полным-полно новых друзей в соседнем штате, а у Джиллиан — синяя прядь в волосах, работа с полной занятостью и жених. Обе мои бывшие подруги были шокированы новостью о нашем с Кеннеди разрыве и первыми выразили (или попытались выразить) сочувствие, хотя на тот момент мы уже почти год не поддерживали близких отношений. Сейчас я надеялась, что мы с ними встретимся и просто зажжем. Не будем до посинения обсуждать моего бывшего.
— Я еще ни с кем ни о чем не договаривалась. Мне хочется побыть одной, — сказала я с ударением на последнем слове и посмотрела на Кеннеди.
— Но ты ведь не можешь торчать здесь в полном одиночестве весь День благодарения!
В этих словах мне послышалась унизительная жалость, и я, уставившись на Кеннеди, отрезала:
— Могу.
— Можешь, конечно, — согласился он, и я почувствовала, как его темно-зеленые глаза сканируют мое лицо. — Но в этом нет необходимости. Мы ведь друзья, верно? Ты же знаешь, что навсегда останешься для меня дорогим человеком.
Этого я не знала. Точнее, знала, что это не так. Но если бы я отказалась от приглашения и осталась в пустом доме, чтобы вместо жареной индейки есть разогретый в микроволновке пирог с индюшачьим фаршем, Кеннеди мог бы много о себе возомнить: он бы подумал, что мне до сих пор больно его видеть.