Просто мы научились жить (2010-2012)
Шрифт:
– Тебя было слишком много, – сказала Марина, отвечая на незаданный вслух вопрос, – а ее – слишком мало. Твоя любовь давила, многого требуя. А она не хотела ничего. Вы как две полярности, две стороны одной и той же медали, одного и того же явления.
– Вот как, – хмыкнула Женя, скрывая обиду, – а мне казалось, все дело в том, что она лучше трахается.
Она почувствовала, как Марина крепче сжимает ее пальцы. Глупая. Неужели боится опять?
– Помнишь, как тебя раздражало это слово? Забавно, как все меняется
– Оно меня не просто раздражало, – Женя перешагнула через слишком большой камень, и помогла перебраться через него Марине, – оно было грязным. Мне казалось, что оно оскверняет мою любовь к тебе. Теперь я понимаю, что, наверное, это было слишком…
– Слишком чистым для меня, – подхватила Марина, – ты сделала из меня ангела, поставила на пьедестал и воспевала своей любовью, а я… Я была обычной женщиной, Женька. Со своими плюсами и минусами. Черт, когда мы начали жить вместе, я долго боялась в туалет ходить, когда ты дома – вдруг ты узнаешь, что я тоже писаю, и это оскорбит твои чувства!
Женя расхохоталась, чувствуя, как разливается по щекам краснота. Марина даже не догадывалась, как была права. Наверное, ту ее это и правда оскорбило бы.
– А она была настоящая, живая. Сука, конечно, та еще, но рядом с ней не надо было притворяться, казаться лучше, чем ты есть. Она будто говорила: эй, эгегей, ты что? Я вижу тебя насквозь. Ты грязная, корыстная, развратная и туповатая. И именно такой я тебя и хочу. И это было… Невообразимо. Встретить человека, с которым можно быть без грима, без косметики. Который не ударит, не осудит, а примет тебя такой, какая ты есть.
– О, ну ладно тебе. Не ударит… Напоследок Ленка неплохо тебе врезала.
Марина помолчала немного, и даже сбавила шаг, глядя себе под ноги.
– Да. Врезала. Столкнуть меня лбами с твоим призраком – это было очень жестоко. Но я справилась, знаешь?
– Справилась? – Женю разобрал смех. Она не понимала, почему, но волнение наполнило все ее тело, отдаваясь дрожью в руках. – Хлопнуть дверью и смыться – это ты называешь «справилась»?
– Что? – Маринины глаза округлились. Она остановилась, развернула Женю лицом к себе и заглянула ей в лицо. – О чем ты? Что значит «хлопнуть дверью и смыться»?
– Ну а как это еще назвать? Она позвала тебя в гости, ты пришла, там были ребята из банды, ты увидела их, развернулась и убежала.
Женя договаривала, видя, как после каждого ее слова у Марины размыкаются губы и все шире открывается рот. Изумление было настолько очевидным, что Женя засомневалась вдруг в своем психическом здоровье. Но она ясно помнила, как Лека в Таганроге рассказывала все именно так!
– Это она тебе рассказала? – Спросила Марина, хватая Женю за футболку и часто моргая. – Она?
На ее лбу выступили капли пота. Женя втянула в себя воздух и ответила:
– Она.
– Черт! – Крикнула Марина, отпуская
– Подожди, – теперь пришла очередь Жени хватать Марину за руку, – хочешь сказать, все было не так?
Конечно, все было не так. Совсем не так. Не было ни приглашения в гости, ни «случайной» встречи с бандой, ни побега. Все было совсем по-другому.
Лека позвонила утром, сообщила, что репетиция с пятницы переносится на воскресенье, и предложила вместе пообедать.
В ресторане она была на удивление задумчивой – совсем не слушала щебетание Марины, ковырялась вилкой в салате и рассматривала столовые приборы. К моменту когда принесли десерт, Марина окончательно выдохлась и замолчала – смотрела на Леку, пытаясь поймать взгляд ее синих глаз, и наслаждалась теплом, проникающим в каждую клеточку тела.
Она была совершенно расслаблена, спокойна и благостна, и тем неожиданнее для нее прозвучал Лекин вопрос:
– Откуда ты знаешь Яну?
Ее будто ушатом холодной воды обдало. Это имя – «Яна» – было из другой, старой жизни, в которой были Олег, Женя и все то, что Марина давно и старательно пыталась забыть.
– К…какую Яну? – Запинаясь, спросила она.
– Ты знаешь, какую.
Лека взяла в руки вилку и принялась крутить ее между длинными красивыми пальцами. Весь ее вид выражал собой крайнюю степень напряжения – губы, сжатые в полоску, плечи под рубашкой, и сама поза – сжатая, настороженная.
– Мы дружили, – Марина решила отделаться дежурным ответом, – я не хочу об этом вспоминать.
Иногда это срабатывало. Лека, тщательно берегущая собственные границы, с уважением относилась к чужим. Но сегодня, похоже, ей было наплевать.
– Придется, – сказала она, и в ее голосе Марина расслышала грусть, – потому что дальше я спрошу про Женю.
– П…про… Женю? – Изумилась Марина. – Про какую Женю?
Стук сердца был слышен громче самого сурового грохота. Марина вцепилась в стул руками и боялась поднять на Леку глаза.
– Странная штука жизнь, – произнесла та, – чем дальше живу, тем больше изумляюсь. Веселая шутница. Знаешь, я бы выпила сейчас, если бы было можно.
Марина молчала, продолжая смотреть в стол.
– Женя Ковалева, Марусь. Моя первая настоящая любовь. Ты спрашивала про татуировку? Это ее имя наколото у меня на плече.
– Погоди, погоди, – перебила Женя, – Ленка называла тебя Марусей?
Они стояли у кладбищенской ограды, спрятавшись в тени огромной пальмы, курили одну на двоих сигарету, и Женька могла бы поклясться, что Марина врет и рассказывает чушь. Но что-то, маленькое, странное, мешало ей это сделать.
– Да, – кивнула Марина, затягиваясь, – не всегда, конечно, очень редко, но называла. А что тебя удивляет?