Просто он работает волшебником
Шрифт:
Он погрузился в раздумья.
«Зачем она мне все рассказала, эта девчонка? Это так страшно… жутко… я не хочу этого знать! Я – такой же скот, как и ее сосед, я просыпался рядом с сотнями таких, как она, удовлетворив свои «туалетные», действительно, потребности. И больше ничего… Я же никогда не задумывался – что они чувствуют, о чем мечтают, на что надеются? Может, кто-то ждал от меня любви, романтических чувств? И потом – в петлю? Какой ужас! Зачем она мне все это рассказала? Задела что-то в душе, сильно и больно зацепила!» – Гена покосился на ее белокурую
– Сколько тебе лет?
– Почти тридцать.
– Хорошо выглядишь!
– Спасибо, а тебе сколько? – спросила она, явно для приличия.
– За сорок уже.
– Ты красивый, твоей жене повезло, – сказала девушка.
– Меня никто еще не называл красивым, – честно ответил Геннадий.
– Высокий!
На душе у него стало еще тоскливее. Внутренний голос убеждал его: «Ничего ей не говори, не разубеждай ее! Пусть она думает, что ты женат, быстрее отстанет. Совсем уж бабы несчастными стали, бросаются на любого встречного!» Но почему-то он сказал правду:
– Да не женат я! – Заметив ее вопросительный взгляд, Гена добавил: – Не сложилось. Неуживчивый я, как одинокий волк. Привык один быть. Не могу, когда кто-то все время мельтешит перед глазами, убирается…
– Один? – прошептала девушка. – А кто же для тебя готовит, убирает?
– Сам.
– А детей не хочешь?
– Не думал я об этом. Да и какой из меня отец? Работа такая – всю жизнь следаком пашу. Вечером – бутылка пива, и на боковую. А на следующий день – опять сплошная беготня, а зарплата не очень-то… Я неинтересен для гламурных женщин, – вздохнул Геннадий, – и совсем я не принц, и крепкое словцо могу ввернуть!
– У вас тяжелая работа! Я бы переживала, ждала бы такого мужа, как вы, со службы. Не легла бы спать, не дождавшись его.
– Почему? – удивился Гена.
– Как – почему? Я бы волновалась! А вдруг моего мужа убили в перестрелке?! Я бы волновалась за него! – повторила девушка. – Я бы ждала его, и на плите всегда бы стояли кастрюли с горячим борщом и мясом. Мужчина должен есть мясо! А детям я бы рассказывала, что у них самый замечательный папа на свете. Он борется с преступниками, а если ему государство за это мало платит, то это – вина государства, а не его.
У Геннадия опять неприятно засосало под ложечкой. То ли в желудке – при упоминании о домашнем борще, которого он не ел уже лет сто, то ли из-за сердца – от ее пламенной, искренней речи.
– А мне и одному хорошо! – Геннадий попытался выглядеть непринужденным и счастливым.
«Кого я обманываю? – вновь закрался противный голос в его подсознание. – Не жизнь, а проживание… От одного рабочего дня до другого, а единственное развлечение – бутылка! Ведь я никогда даже не испытывал такого чувства – чтобы хотелось скорее пойти домой! А ведь, наверное, это нормально? Я стал замыкаться, пытаться не слушать, когда другие мужики говорят о своих детях, об их болезнях, о жизни, успехах… Потому что лично у меня нет этой жизни и нет детей. Сам себе внушил, что я уже старый, не успею поставить ребенка на ноги. А другие-то успеют?
Когда они подошли к фабрике, Геннадий уже готов был расплакаться от жалости к себе, любимому. Но вовремя взял себя в руки, вспомнил о своих друзьях и вошел в проходную. И увидел того же деда. Тот с удивлением уставился на вошедших:
– Вы?
– Я…
– Опять приехали? – спросил старик.
– Я и не уезжал, – буркнул Гена.
– Не знал, что вы знакомы. – Старик покосился на девушку с пониманием.
– Я бы хотел повторить свой вопрос, – выдавил Гена, чувствуя себя не совсем трезвым человеком, требующим «продолжения банкета».
– Я утром все вам сказал: не знаю я, не видел этих людей, и сегодня они тоже здесь не появлялись! Вы хотели увидеть Нонну Степановну, она приезжала ненадолго и опять уехала… – сказал старик.
– И ничего особенного, необычного вы здесь не замечали? – спросил Геннадий.
– Маленький фактик есть, но вряд ли он имеет к чему-то отношение, – оглянулся по сторонам вахтер.
– Меня интересует все! – твердо сказал Геннадий.
– Одна сотрудница не покинула рабочее место вовремя, – понизил голос старик.
– Какое?
– На фабрике. Утром все пришли – я все фиксирую, – а вечером ушли все, кроме нее, – пояснил дед.
– Может, она что-то доделывала? – спросил Геннадий. – Мало ли почему человек задержался?
– На целый час? Она никогда не задерживалась, а тут вдруг… Вы сами спросили, что было не так, как всегда, вот я и рассказал.
– Как ее зовут? – спросил Геннадий.
– Тамара Юрьевна, – ответил вахтер.
– А, тетя Тамара! – обрадовалась девушка. – Я ее знаю. Не ушла, так?
– Нет!
– А вы, извините, могли отойти в туалет или просто… проморгать, – заметил Гена.
– Если я и отходил на пять минут, то ставил камеру на запись, вернулся – промотал все назад и просмотрел! Я очень ответственно отношусь к выполнению своих обязанностей! – сказал вахтер.
– Да уж, подход к делу у вас серьезный, – покачал головой Гена. – Кто еще задержался на фабрике?
– По моим подсчетам, больше там никого нет, – ответил вахтер.
– Вы пропустите нас – проверить? Мои друзья так и не вышли на связь, а теперь еще и какая-то Тамара пропала…
Старик замешкался – и махнул рукой:
– А с чего мне против-то быть? Никто же об этом не узнает! Я и сам с вами пройдусь… – Он закрыл дверь и поставил камеру на запись.
Втроем они двинулись по пустым коридорам. Шаги их отдавались в темных углах глухим эхом, было ясно, что здесь помещение пусто. На блеклых стенах висели старые плакаты, еще с советских времен, и планы эвакуации при пожаре. Линолеум во многих местах был протерт чуть ли не до цементного пола. На окне в конце коридора стояли цветы в горшках.