Просто работа
Шрифт:
Вот и сейчас, разговаривая с солдатом, Смирнов так и не мог определиться с вопросом, а как же именно ему поступить. Сложившаяся обстановка позволяла откровенно заволокитить дело, позволить потерпевшему «срубить» по максимуму, и благополучно избежать негативных оценок его работы со стороны вышестоящих прокуроров. А потом можно и прекращать дело. Благо, что фактически, он добро на такое получил.
Так и не решив как поступить, Смирнов заставил солдата сформулировать ответы на интересующие его вопросы и скрупулезно изложил их на бумаге.
Полученный результат разочаровывал, но он пока решил не
Выйдя в коридор, Смирнов сразу отправился в кабинет начальника отделения но, как и предполагал, последнего там не оказалось. Неведомые срочные дела заставили врача покинуть свое рабочее место в явно неурочное время, так как именно сейчас ему предстояло проводить обход.
Смирнов вызвал старшую медицинскую сестру и потребовал от нее написать письменное заявление о том, что представитель органов следствия довел до нее требование запретить посещение потерпевшего ЛЮБЫМИ лицами, кроме его матери.
Естественно, это действовало только до того времени, как появиться начальник отделения и напишет аналогичную расписку, которую немедленно предстояло отправить нарочным в прокуратуру.
Бывалая женщина попыталась было «качнуть права», но Александр тут же позвонил по телефону начальнику госпиталя и потребовал от того или повлиять на строптивую работницу, или самому написать аналогичную расписку. Должностные лица в армии всегда являлись склонными к тихому саботажу требований военных прокуроров, но когда конкретное лицо ставилось перед определенным фактом под персональную ответственность, сразу проявляли отменную исполнительность и ответственность. После получения резкого выговора от начальника, женщина, пусть и всячески выказывая свое недовольство но, все таки, необходимую расписку написала.
Возвратившись в прокуратуру, Смирнов тут же оказался в кабинете начальника.
– Саша, что- то я не пойму твоей логики. Ты, что намерен делать?
– Пока не знаю Виталий Владимирович. Чес-слово. Терпила, честно говоря, явный маменькин сынок, абсолютно не предназначенный для армии, да и еще пока сам не определившийся в какую сторону качнуться. Как говориться «и хочется и колется и мамка не велит». Посмотрю, что он начнет петь, когда мамка евойная приедет. Решат срубить бабок и не «поднимать волну», так и будет. Мне все равно. Тем более, отцы-командиры уже отменно обработали свидетелей. Врут, сволочи, все поголовно.
– А зачем так круто взялся за дело. Замполит мне телефон оборвал после твоего запрета на общение. Напугал ты их здорово. После письменных расписок откровенно ссут за свою шкуру. Тем более, репутация у тебя явно кровожадная.
– Пусть ссут. Это на тот случай, если мама вздумает искать правду. Тогда эти меры вполне оправданы.
– Смори, смотри. Терпилы они бываю очень неблагодарные.
– Знаю. Но сразу скажу, что как только почувствую, что они с мамой только подумают изменить позицию, тут же откровенно похерю дело.
Утром следующего дня Смирнова в коридоре прокуратуры уже ожидала довольно пожилая сухонькая женщина в более чем скромной одежде. Усевшись на предложенный ей стул в кабинете следователя,
Александр, в свою очередь, так же не спешил. Пусть скажет, чего хочет, без наводящих вопросов. Наконец, женщина решилась.
– Вы прокурор, который будет расследовать дело в отношении моего сына?
– Я следователь прокуратуры и действительно буду расследовать уголовное дело, возбужденное по результатам проверки по факту попытки суицида Вашим сыном. Только не в отношении него. Вашего сына никто ни в чем не обвиняет. Наоборот, Закон обязан защитить его права. Конечно, если он сам этого пожелает.
– Я разговаривала с офицером части, и он мне поведал, что мой сын сам во всем виноват. Но, командование части не хочет лишнего шума вокруг этого происшествия и готово не предъявлять к нему претензии, а так же, оказать нам материальную помощь. Что Вы посоветуете?
– Ничего. Я не занимаюсь «терками». Я обязан выяснить обстоятельства произошедшего и принять решение. Если есть виновные- привлечь их к суду, если нет, то никого судить не будут. И главное в этом- позиция Вашего сына. Если погорячился и сам совершил глупость, одно дело, если он сделал это в результате преступных действий других лиц, совсем другое. А насчет «претензий» со стороны командования, ту ничего не могу сказать, так как это сущий бред.
– Я не верю в наше правосудие.
– Это Ваше полное право. Ни в чем убеждать не намерен.
– Вы можете гарантировать, что виновные понесут наказание?
– А они есть?
– Сын говорит, что есть.
– Не уверен. Могу дать Вам протокол его допроса. Ознакомьтесь. Думаю, что закон я не нарушу. Вы, как мать, имеете право это знать.
Женщина долго, очень долго, читала протокол, а потом удивленно подняла глаза.
– Но, ведь, он мне говорил совсем другое.
– Скажите, а когда Вы узнали о произошедшем?
– Два дня назад, и сразу приехала.
– Но ведь это произошло уже давно. Вы не спросили у сего таинственно офицера, почему Вам сразу ничего не сообщили.
– Спрашивала. Он ответил, что сын был без сознания, и они решили пока меня зря не беспокоить.
– Странная «заботливость». Не находите? Признаюсь, если бы я вовремя не принял необходимые меры, его бы уже так обработали, что он и Вам бы не рассказал всей правды.
– Да, меня это очень обеспокоило. Тем более, врач признался, что его вынули из петли очень поздно и почти неделю они сами не знали, выживет ли он или нет.
– Давайте решим так, если Вы намерены добиваться справедливости- я со своей стороны буду Вам в этом помогать. Если нет- получайте эту самую «материальную помощь» и отправляйтесь домой. Ваш сын будет в самое ближайшее время комиссован. Его военная служба однозначно закончилась. Даю Вам два дня, а потом проведу повторный допрос.
В установленное время Смирнов пришел в палату к потерпевшему и сразу обратил внимание на то, что следов заботы командования тут явно не наблюдается. Мать спала на соседней койке, причем, постельного белья не имелось. На прикроватной тумбочке полностью отсутствовали фрукты или иное, что обычно приносят визитеры. Хмурые лица женщины и ее сына так же оптимизма не внушали. Александр поздоровался и уселся за стол.