Просто сказка
Шрифт:
Набрасывается стая гибких змееподобных кусачих проводов!
Впивается орда шприцев!
Зонды проникают в естественные отверстия — в нос, в рот…
А потом — ланцет!
Следом — холодный скальпель.
Пила занимается ребрами.
Цанги разбирают сосуды.
Экстракторы зачищают вены…
Джессика закрыла глаза, чтобы не видеть этой блицующей и сияющей армады.
Искусственное сердце, не умеющее любить.
Искусственные легкие,
Искусственные почки, равнодушные ко всему.
Искусственная печень, не подсаженная алкоголем.
Искусственный мозг, избавленный от страха смерти.
Джессика начала медленно и ватно опускаться на кафельный пол.
Но Ральф — не призрак, человек — успел подхватить тело, приготовленное для выемки такого здорового, такого великолепного, такого добротного сердца…
7
Акты без антракта
Джессика крепко зажмурилась от невыносимо яркого хирургического света.
— Как в театре, — сказала Джессика тихо.
— Где, где?
— В театре, на сцене.
— В принципе — похоже.
— Еще бы… Как в трагедии… Этого, ну…
— Софокла?
— Сам ты свекла!
— Эсхила?
— Пила и буду пить.
— На здоровье.
— Виски, ты понял?
— Еще бы не понять.
— Не разбавленное.
— Ого!
— И даже безо льда.
— А не рискованно будет?
— Зато не страшно.
— Ну, алкоголь не самое лучшее средство против мерзостей и ужасов.
— Возможно.
— Есть патентованные средства релаксации.
— Нет, я таблетки презираю.
— Я тоже.
— А, по-моему, виски может заменить только одно…
— Я весь внимание.
— Дружба.
— Между очаровательной женщиной и…
— И агентом Интерпола!
Первым улыбнулся Ральф — не призрак, человек.
Джессика ответила не менее многозначащим движением чересчур пухлых губ.
Обоюдный смех наполнил операционную.
Конечно, здесь более уместны стоны, мольбы и стенания.
Конечно, хирургическое ложе предназначено для вскриков сожаления и последних слов.
А несвоевременная веселость еще больше подчеркивала жуть, исходящую от места, где старые органы отправляются в утиль, а молодые насильно пересаживаются в чужое нутро.
Джессика издала протестующий нечленораздельный звук:
— Бррр!
Молодая особа еще крепче обвила шею гида по местам возможной смерти.
— Не бойся. — Агент, знающий толк в захватах и болевых приемах, мгновенно посерьезнел. — Я с тобой.
Джессика
Джессика пыталась разглядеть в образцово-правильных чертах признаки настоящего чувства.
Джессика выискивала в глубине темно-синих глаз мерцание, указывающее на истинную любовь.
Джессика вслушивалась в ровное и надежное дыхание спасителя, отыскивая приметы зарождающейся страсти.
Еще никто и никогда не держал ее на руках так бережно и осторожно.
Еще никто и никогда не одаривал ее такими долгими взглядами.
Еще никто и никогда не целовал ее в макушку так ласково, забавно и неловко.
Но молодая особа, преодолевая хмельную бесшабашность и отрезвляющий, но противный страх, с каждой секундой убеждалась, что находится в данный момент в надежных руках.
Ральф — не призрак, человек — скупился на слова, хотя и мог бы необязательными признаниями заработать кучу очков.
А Джессике почему-то хотелось болтать о чем угодно, лишь бы не молчать.
О чем угодно…
— Парень, ты любил кого-нибудь?
— Нет.
— Правда?
— Да.
— Но почему?
— Сначала учеба, потом стажировка, потом работа…
— Ты трудоголик?
— Нет, но просто — чтобы добиться успеха хоть в чем-то, надо ограничивать себя.
— В любви тоже?
Ральф — не призрак, человек — положил разговорившуюся жертву старого маньяка на операционный стол.
— Ага, вспомнила!
— Автора трагедии?
— Нет, комедии. Там еще ради смеха афро-американец в костюме венецианского дожа в финале изящно душит собственную жену, причем совершенно невинную, то есть не виноватую.
— Зал, наверное, валялся от смеха.
— Ага, умирал от хохота.
— И долго он ее душил?
— Достаточно… Э, парень! Ты что делаешь?
— Как что? Раздеваю.
— Кого?
— Тебя, Крошка, тебя.
— Ну, если тебе нравится, пожалуйста.
— Спасибо.
Ральф — не призрак, человек — действовал умело и споро.
Халат незадачливой владелицы замка плавно спланировал на монитор, фиксирующий наполнение пульса.
Джессика, позволяя оголять себя, продолжала странные речи:
— Да, это явно не кладбище.
— Почти.
— И не могила.
— Лучше скажи: подиум смерти.
— А я так мечтала о могиле.
— Крошка, ты шутишь? — Ральф — не призрак, человек — продолжал свое истинно мужское дело. — Шутишь?