Просто солги
Шрифт:
Я пытаюсь все отрицать. Пытаюсь убедить себя, что всего этого нет. Не существует. Не существует проблем, ровно как и их решения. Что все это — лишь мои глупые фантазии. Мысли, заставляющие меня двигаться. Бежать, не оглядываясь, не потому, что что-то показалось, а потому, что кто-то действительно гонится за мной.
Там, позади.
…
Все маленькие дети верят в мир, прячущийся в темноте. Они спят с включенным светом, пытаются уцепиться за взрослые крепки
Но самое ужасное — это то, что нет никакой гарантии, что это не произойдет прямо сейчас.
Взрослые думают, что то, во что верят дети, — это вздор, сущий бред. Думают, что с возрастом это пройдет. Это и вправду проходит, но чудовища из темноты никуда не исчезают. Они остаются там, но уже для тех, других детей, пришедших на смену предыдущим.
Так в чем же дело? Дети верят, чувствуют, знают ровно до тех пор, пока не становятся взрослыми. Но почему до сих пор чувствую я? Затянувшийся переходный возраст? Маловероятно.
Единственное, в чем я на самом деле уверена, так это в том, что в темноте действительно кто-то есть. Здесь, в этом темном подъезде без единой работающей лампочки.
Джо по-прежнему крепко держит меня. Он чувствует, как дрожит мое тело, но предпочитает делать вид, что не чувствует. Только сжимает мою ладонь чуть сильнее.
Он не знает, почему именно я боюсь, хотя и знает, что все дело, должно быть, в этом глупом диагнозе. Гиперчувствительность. Слово, когда-то сломавшее мне жизнь.
Темнота бесшумно поглощает каждый мой выдох, затягивает, точно в водоворот. А дыхание мое слишком частое, хотя и не такое частое, как у Кима когда-то. Кровь стучит в голове, и в такие моменты я чувствую особенно сильно. И не только других, не только то, что вокруг меня, — чувствую себя. Чувствую, в каком бешеном ритме работает сердце, почти могу вычислить скорость сбегающих, ускользающих мыслей. Ладони потеют, но ту, что зажата в крепкой ладони Джо, — пробивают переменные электрические заряды, выходящие потом через кончики пальцев.
Мне хочется замедлить шаг, хочется остановиться, встать и медленно, размеренно проникаться этой темнотой, так похожей на ту, в которой я находилась еще совсем недавно 24 часа в сутки. Мне вообще хочется никуда не спешить и все делать медленно.
Но не выходит. Потому что никогда и ничто не выходит именно так, как хочется мне.
Мы останавливаемся перед одной из дверей на последнем этаже. Дверь как дверь — везде такие. Правильные черты, темная обивка, поблескивающая в темноте ручка. Дверь как дверь, если бы эта дверь не походила на дуршлаг для макарон. Странные, крохотные, бесконечные дырочки по всему периметру. Сначала кажется, что так и должно быть, но…
Джо толкает дверь, и она открывается,
В любой момент ожидая нападения, я неосознанно что есть силы напрягаю мышцы и мысленно все еще продолжаю вспоминать, куда же я засунула шприц с ядовитой жидкостью. Затем вспоминаю — Джо выбил его из моих рук там, на первом этаже дома с синими окнами.
Все это происходит в течение нескольких секунд — открывание двери, мои мысли насчет яда, резкий свет, моментально ударяющий в глаза и на мгновение лишающий всякой ориентации. Время стремительно ускоряет свой бег, и теперь счет уже идет даже не на минуты — на доли и доли долей одной-единственной секунды.
Каким-то мистическим образом в голове не остается никаких рациональных мыслей, и адреналин мощными выплесками заливает все мое тело. И я понимаю, что мне совершенно не хочется знать, что именно прячется за этой дверью, уже не в темноте — на свету. Но, по сути, какая разница? Монстры-то одни и те же.
В коридоре светло, тихо, неубрано и пахнет кошачьей мочой. А еще — только потом замечаю — здесь нет ни единого стекла. Даже зеркала нет.
Я задираю голову вверх и вижу большую тощую кошку с торчащими во все стороны ребрами, прячущуюся на шкафу и озлобленно наблюдающую за внезапными гостями. По напряженному телу зверя я понимаю, что он готов броситься на меня в любой момент. На меня — не на Джо — потому, что кошка смотрит своими зелеными округлившимися глазами именно на меня. Облизывается. Но я слишком крупная дичь для тебя, киса.
Джо дергает меня за рукав. Я поворачиваюсь к нему, и он прижимает указательный палец к моим губам. Я ухмыляюсь — не дура, понимаю.
Из одной из комнат доносится странное разномастное шипение. Телевизор.
Но в самой комнате никого нет. Ни дьяволицы с малиновыми волосами, ни ее двинутого муженька. Как будто они испарились, или, на худой конец, их засосал телевизор.
Во всей квартире такой же бардак, как и в прихожей. На кухне, как я уже успела догадаться, — ни единой стеклянной тарелки. Только на подносе одиноко стоят два перевернутых бумажных стаканчика.
Они боятся стекол. Тоже не верят в них, как и я, но наверняка боятся.
Когда я выхожу обратно на лестницу, Джо сидит на ступеньке лестничного пролета и задумчиво курит. Снова не смотрит в мою сторону.
Я сажусь рядом и начинаю наблюдать, как вспыхивает конец сигареты, когда он втягивает дым. Наверное, мой изучающий взор слишком настойчивый, потому что он бросает в мою сторону непродолжительный взгляд и усмехается. Он уже не спрашивает меня, хочу ли я закурить, — знает, каков будет мой ответ. Ему просто уже надоело брать меня "на слабо".