Просто спасти короля
Шрифт:
И вот возвращаемся мы с Мартином и Гертом в лагерь из одной деревушки неподалеку...
– А девки там, я вам скажу...
– под общий хохот продолжил кто-то из вояк.
– Ну, и девки, конечно, - ничуть не смутился рассказчик, - так мне про девок или про гвоздь рассказывать?
– Про гвоздь давай, на девок мы и сами посмотрим, - донеслось из гогочущей толпы.
– Ага. Возвращаемся, стало быть, мы с Мартином и Гертом, смотрим - часовня на перекрестке. А у часовни опять-таки бенедиктинец, и чем-то с лотка вроде как торгует. Ну, мы честь по чести - мол, чем торгуешь, отче? А вот, говорит, святые реликвии, которые отпускают грехи их владельца. Вот - волос святого Петра, из тех, что обильно падали на землю,
Ну, Герт, не будь дурак, и спрашивает. Мол, какая из этих реликвий лучше всего отпускает грех грабежа? Монах весь так надулся, сейчас лопнет от спеси! Судя по вашим разбойничьим рожам, говорит, вы все трое наемники. Стало быть, грешите этим делом беспрерывно. И спасти вас от геенны огненной сможет только самая могущественная реликвия из всех, что здесь лежат. Вот, гвоздь от креста Спасителя - в самый раз будет.
А Герт опять с расспросами. Можно ли купить один гвоздь на троих? Будет ли работать? Отчего же не будет, отвечает тот, святости у него и на десять таких разбойничьих рож хватит. Но платить - каждый пусть платит полную цену, иначе никак! По двадцать денье с носа, и ни оболом меньше! Что делать, ссыпали мы ему серебро в мешок, гвоздь забрали. Когда еще выпадет спасение бессмертной души за серебро купить!
Вот, а потом Герт с Мартином святого отца аккуратно за руки придержали, я ему рясу задрал, а там - понятное дело, наш кошель с серебром и, клянусь хребтом Господним, еще с полдюжины таких же, никак не меньше. Срезаю кошели, слова худого не сказал, а отче в крик: "Помогите, грабят!" Ну и еще слова разные нехорошие, которые честному наемнику даже и повторить-то срам!
Одобрительный хохот шагающих вояк показал, что стыдливость рассказчика оценена по достоинству.
– Вот, Герт с Мартином бенедиктинца тихонечко подняли, вверх ногами перевернули и легонечко себе трясут - вдруг из него еще чего выпадет? А тот покраснел весь, как рак, и кричит, дескать, гореть вам всем в аду, грабители, разбойники, богохульники... Мол, черти вам уже сковородки готовят и костры запаливают.
И тут, значит, Мартин. Так-то он парень молчаливый, но если уж рот откроет, так, что ни слово - золото. Все-таки есть что-то в этом образовании, не зря он в Болонье два года отирался... Нет, говорит, святой отец, никак такого не может быть. Тот даже орать перестал. Это почему же не может, разбойник ты эдакий?
А Мартин ему: хулу на Господа, дескать, мы не клали, так что в богохульстве ты нас облыжно обвинил. А что до грабежа, так ты же, святой отче, нам только что гвоздь от Святого Креста продал, который грех грабежа до конца жизни отпускает...
Дружный хохот и острые подначки шагающих наемников заглушили окончание рассказа, и весело гогочущая компания пошагала дальше, вслед за многими сотнями таких же, как они солдат удачи. Гигантская, растянувшаяся почти на два лье колонна огромной, шипастой, блещущей наконечниками копий змеей извивалась между холмами, неспешно двигаясь на юг. Брабантская тяжелая пехота, способная в чистом поле остановить и принять в копья даже бронированную рыцарскую лаву. Гасконские и генуэзские арбалетчики, чье проклятое Святой Церковью оружие все чаще становилось решающим взносом в копилку ратных побед. Собранные со всей Аквитании конные сержанты, которые в бою немногим уступают опоясанным рыцарям, зато стоят не в примере дешевле. Даже вывезенные королем Ричардом из Святой Земли сарацинские конные лучники, и те были здесь, в этой же колонне. И вся эта шумная, звенящая оружием, лязгающая доспехами, орущая и хохочущая масса текла в сторону Лимузена.
А что бы и не радоваться жизни солдатам удачи? Есть работа, и есть наниматель, лучше которого и сыскать нельзя! Еще никто ни разу на памяти весело шагающих вояк не собирал столько
Жаль, конечно, что, выдав аванс, король Ричард запретил грабежи по дороге.
Все припасы - только за деньги. Это, конечно, не то веселье, но ослушаться грозного нанимателя - дураков нет! У всех наемников еще на памяти, как лет тому уж пятнадцать назад поступил Ричард с отрядом, вздумавшим немного развлечься и потрогать за вымя местных селян. Нет, Ричард не церемонился. Половину отряда повесил, а половину отпустил восвояси. ... Предварительно ослепив. Так что, ну его - себе дороже!
Ах ты, Господи! Помяни черта к ночи, а он - тут как тут!
Проходя мимо холма, где на вершине вместе с ближайшей свитой и капитанами наемных отрядов стоял король, наемники даже как-то подтягивались. Стихал веселый гогот, и лишь топот подошв и звяканье доспехов сопровождало движение грозного войска.
Король не стал останавливаться у Шатору, который его армия миновала пару часов назад. Слишком страшные и совершенно ненужные сейчас воспоминания связывали его с этим городом. Тогда, двенадцать лет назад, он никому не сказал, что тоже был в храме святого Стефана и видел это своими глазами. Но сам-то помнил все, что случилось тогда, как будто это произошло вчера.
Выбив гарнизон Филиппа-Августа и взяв Шатору на копье, Генрих, его отец, отдал тогда город своим воинам на три дня, как и положено. Крики, визг, хохот - обычная какофония поверженного города. Зайдя тогда в храм, Ричард застал пару своих собственных брабантцев, что развлекались метанием камней в статуи святых. Вот одному из них повезло. Или не повезло, это уж как посмотреть.
Метко пущенный уверенной рукой, камень угодил в статую Богородицы с Младенцем.
Тяжелый булыжник отбил у Младенца локоть. И тогда произошло это. Из отбитого места потекла кровь, как будто из живой плоти... Даже сегодня, вспоминая увиденное, Ричард чувствовал охватывающий его ужас. А уж тогда! Удачливый метатель упал бездыханным сразу, прямо на месте. Его лицо и, как позже выяснилось, все тело мгновенно одряхлело, скукожилось и покрылось старческими морщинами. Второй брабантец умер на следующее утро. Таким же глубоким стариком.
Посмотреть и удостовериться в произошедшем чуде приехали тогда оба враждующих монарха - и Генрих, и Филипп-Август. Здесь же, в Шатору было заключено перемирие. Странными и нелепыми оказались вдруг людские распри перед лицом столь недвусмысленно проявившего себя божественного могущества.
Ричард же понял тогда для себя очень важную вещь: наряду с властью королей и императоров - есть другая власть.
Да церковники - такие же люди. Они так же не прочь хорошо выпить, подраться, поволочиться за смазливой бабенкой. Но за всем этим стоит нечто большее. С чем без большой нужды лучше не связываться. А если уж связался - нужно бить сразу и насмерть! Слишком опасным соперником в делах власти может оказаться Церковь.
В делах власти...
Мысли короля, молча глядящего сверху на шагающих и едущих верхом наемников, повернули теперь в эту сторону. Сколь ветрена и непостоянна сия дама, именуемая властью! Великий Карл, казалось бы, объединил весь христианский мир под своею рукой. И что? Его держава начала распадаться еще при жизни могущественного императора! А уж с его смертью вся великими трудами выстроенная империя рассыпалась как связка стрел, перерубленная тяжелым рыцарским мечом.
Тогда, после Шатору, он много размышлял о власти, пытался говорить о ней со сведущими людьми. Сказать по правде, полезнее всего были беседы с аббатом Мило, который, в конце концов, вынужден был покинуть своих цистерцианцев и остаться при короле. Нет, Мило не кормил его цитатами из священных текстов, не рассказывал о могуществе Божьем. Да и зачем ему, королю, секреты власти храмов и монастырей? Нет, Мило рассказывал о делах мирских, о том, как достигали власти и удерживали ее мирские государи.