Просто спасти короля
Шрифт:
– Все верно, отче.
– Ну, и что нового может здесь придумать Ричард? Все тот же выбор: или малобоеспособное крестьянское войско, или рыцарское ополчение - со всеми отсюда вытекающими последствиями для Империи...
– Может, отче. Уже придумал. И даже не Ричард, но еще его отец, Генрих II. Он ввел у себя в государстве 'щитовые деньги', взымаемые вместо военной службы. Взымаемые одинаково и с крестьянина, и с барона, и с графа - лишь сообразно величине их земельных владений.
Ричард же елико возможно расширил это правило, всеми силами поощряя своих вассалов откупаться от службы деньгами. А ведь номисмы, которые
Золото, отче, - великий уравнитель! Ему все равно, из чьих рук притекать в королевские сундуки. Из испачканных в земле рук крестьянина или из благородных рук тех, чьи предки заседали в Сенате во времена Цезаря или Октавиана!
– Значит снова наемные легионы... Как во времена великого Рима?
– Да, отче, как во времена великого Рима!
– Сегодня главные деньги у магистратов портовых городов...
– Первое, что я сделал, это встретился с уважаемыми людьми оттуда.
– Ах да, конечно...
Повисла неловкая пауза. Патриарх сидел молча, лишь глаза, угрюма поблескивая из-под кустистых бровей, выдавали напряженную работу мысли.
– Ты же понимаешь, Константин, что вместе с Ричардом сюда придет Иннокентий...
– Понимаю, Владыка... Именно поэтому я сейчас здесь.
– И что же ты хочешь от меня? Отдать наши храмы и кафедры латинянам?
– Крестный, зачем ты так? Ты же хорошо знаешь, что они и сами ничего такого не требуют! Всегда и обо всем можно договориться, если обе стороны действительно того желают. Особенно сейчас, когда на кону сама жизнь Империи...
– Хм, научился... Значит так. О первенстве Рима не может быть и речи. Святые отцы Константинопольского патриархата готовы обсудить идею пентархии, но не...
– На это не пойдет уже Иннокентий. Какая же это пентархия, если три престола - Антиохийский, Александрийский и Иерусалимский - находятся сегодня в сфере влияния Константинопольского патриархата?
– Ну, м-м-м ... а ты что предлагаешь?
– Триархию. Рим, Константинополь, Иерусалим - как престолы равного достоинства, окормляющие христианский мир. На это Иннокентия убедить, думаю, будет можно.
– Хе, хотел бы я уже сейчас поменяться местами с Марком! Ведь в такой конфигурации Иерусалимская кафедра будет всякий раз иметь роль арбитра между Константинополем и Римом.
– Неплохо было бы, отче, перед этим еще вернуть Иерусалим христианам...
– Хорошо-хорошо, сын мой, уязвил старика! Ладно, теперь о главном, что разделяет сегодня латинскую и ромейскую церкви - вопрос об истечении Духа Святого...
– На решение Вселенского Собора..?
– Но не в Риме!
– Значит и не в Константинополе. В Иерусалиме, после отвоевания его у сарацин?
– Ну, это можно будет обосновать... Все же, все Церкви произошли когда-то от Иерусалимской! Когда и как собираешься снестись с Иннокентием?
– Я думаю, отче, что....
***
Шалю-Шаброль, Лимузен,
26 марта 1199 года
Спасение короля, ради которого наши отважные герои пустились
Начать с того, что пестрой компании, собравшейся под рукой малолетней графини, пришлось три с лишним недели пробираться в Лимузен, скрываясь от многочисленных дозоров, брошенных де Донзи на поиски беглецов. Проклятый голубь, птица, мать ее, мира, все-таки сделал свое дело! Уже на подходе к Вьерзону небольшой отряд графини Маго чуть было не столкнулся с многочисленным конным разъездом. Более двадцати всадников, возглавляемых рыцарем, двигались по дороге встречным курсом. Вымпел с цветами баронства Сен-Эньян не оставлял сомнения в том, кому принадлежал отряд.
От столкновения их спасло чудо. Чудо, да еще предусмотрительность Капитана, настоявшего на высылке передового дозора. Вихрем примчавшийся подчиненный лейтенанта Готье успел вовремя. Беглецы сумели углубиться в чащу достаточно далеко, чтобы пропустить встречный отряд, оставшись при этом незамеченными. Однако всем стало понятно, что отныне двигаться придется именно так - урывками, скрываясь от многочисленных преследователей, прячась и вздрагивая от каждого шороха в лесной чаще.
На дорогу к Вьерзону решили не возвращаться, поэтому далее пробирались лесными звериными тропами, где иной раз коней приходилось вести в поводу - настолько густым оказался подлесок в южной части Орлеанской чащи. Впрочем, очень скоро о ней пришлось вспоминать с грустью и сожалением. Лес все же укрывал их от назойливого внимания людей де Донзи. Гораздо хуже стало, когда он кончился, и наши путешественники выехали в безлесые холмы и виноградники Эндра.
Здесь их маленький отряд был виден на сотни туазов вокруг. Так что, о движении в дневное время суток пришлось забыть. Двигались ночами, скрываясь от солнечных лучей и ловчих де Донзи в каком-нибудь овраге, лесной балке или глухой деревушке на отшибе. Не раз, и не два доводилось им провожать глазами скачущие вдалеке дозоры в столь узнаваемом даже издалека красном и черном. Но, Бог миловал! До поры до времени.
Их везение закончилось одним погожим мартовским утром, когда отряд встал на дневку в небольшой дубовой роще в полусотне туазов от дороги. Лейтенант Готье уже выставил охрану, остальные вот-вот должны были улечься спать в наспех поднятых шатрах, когда молодая графиня подняла тревогу. Исчез один из латников эскорта. Еще ночью на дороге он был с ними, и вот - как корова языком слизнула! Непонятно, как мог Готье не заметить его отсутствия, когда расставлял посты, но тот и сам, казалось, был в полной растерянности.
Разумеется, спать уже никто не ложился. Хотя и двигаться вперед днем было бы полным самоубийством. Оставалось лишь и далее скрываться от посторонних глаз в густом подлеске приютившей их рощи, ожидая, как повернется дело.
Все разъяснилось часа через два, когда следовавший по дороге довольно крупный отряд вдруг свернул в их сторону. Первой заметила это опять-таки леди Маго.
– Тревога! В седло!
– ее звенящий металлом голос бичом хлестнул по слуху притаившихся людей. Легкое тело графини взметнулось верхом, и конь со всадницей устремились к противоположному краю рощицы. За ней - кто быстрей, кто медленней - рванулись остальные.