Просто спасти короля
Шрифт:
А с другой стороны, хоть и не говорили много об этом, но было оно - ощущение причастности. К огромному передовому отряду в двести восемьдесят миллионов человек, который идет, понимаешь, впереди и торит дорогу всему остальному человечеству. Оступается. Ошибается. Выбирается из тупиков. Попадает на мины и ловушки. Но идет. И ведет остальных к счастью, к справедливости, к новой жизни.
– Типа, как у Платонова? К всеобщему счастью несчастных?
– А хоть бы и так! Было это, было... Как я вот сейчас только понимаю, даже у самых отпетых циников оно тогда где-то на задворках души имелось - это ощущение причастности и избранности. Причастности к
Капитан на несколько секунд задумался, с удивлением пожал плечами...
– Пока наверх пробиваешься, об этом не думаешь. Живешь от стрелки к терке. Планируешь, договариваешься, обеспечиваешь, организуешь, пацанов в страхе божьем держишь, чтобы берега не теряли... Хорошо, ладно, выпер можно сказать, на вершину успеха. И куда мне это счастье? В кадушки солить?
Ведь что интересно! Вот тогда, в молодости... С одной стороны, все советские маразмы видел и понимал. А с другой стороны - причастность к великому. И нигде они друг с дружкой не пересекались. Прямо, как два параллельных мира какие... А ты вроде как и там, и здесь. Одной ногой в говнах советских. А другой - в великом передовом отряде человечества. И ни говны советские это великое не пачкают, ни великое их окончательно искоренить не может. Вообще никакого касательства друг к другу! Вот как такое может быть?
Господин Гольдберг с каким-то новым интересом поглядел на своего спутника, чему-то утвердительно кивнул и, будто совершенно понятное и давно известное, буркнул:
– Кант. Шестое доказательство.
***
ГЛАВА 9
в которой читатель знакомится с продолжением тюремных бесед господ
попаданцев, и в частности - с шестым доказательством бытия Божия;
Винченце Катарине приходится поменяться местами с господином
Дроном и господином Гольдбергом, каковые после этого пленяют
графа д'Иври, получив от него все, что было нужно; Франция,
отпраздновав Рождество, начинает собираться в поход,
но король Ричард вместо этого отправляется в
Лимузен за сокровищами Генриха II .
Иль-де-Франс, Замок Иври,
27 января 1199 года
– ... Кант, шестое доказательство, - спокойно, как нечто давно известное, вымолвил господин Гольдберг в ответ на странное признание своего сокамерника.
– Чего-чего? Причем тут Кант, какое доказательство? Ты, Доцент, себе мозги холодной водой не простудил?
– 'Мастера и Маргариту' смотрел?
– Чего это - смотрел? И читал тоже!
– ожидаемо оскорбился господин Дрон.
– Ну, стало быть, беседу на Патриарших помнишь. 'Он начисто разрушил все пять доказательств, а затем, как бы в насмешку над самим собою, соорудил собственное шестое доказательство' А?
– Ну, помню. А причем тут это?
– Да вот притом. Кант, это знаете ли..! Хотя, тему-то еще Давид Юм замутил.
– Чо за перец?
– Был такой шотландский философ. Пишет он, бывалоча,
– Так, а это переведи, будь человеком, на нормальный язык.
– А чего переводить, все вроде ясно. Скажем 'огонь - горячий', а 'апельсины - сладкие'. Согласен?
– Ну...
– Это - суждения существования. Типа, как что существует и как обстоят дела в мире. Но следует ли отсюда, что ты должен отдергивать руку от огня и жрать апельсины коробками?
Господин депутат задумался, но ненадолго, буквально на пару секунд.
– Хе, а ведь не следует. Хочешь - отдергивай, хочешь - не отдергивай, твои проблемы. Только рука не дура, и сама отдернется. А так, да - ничего и никому не должен.
– Во, так и есть. Из того, что огонь горячий, никак не вытекает твоя обязанность отдергивать от него руку. Рука, если что, и сама отдернется. А можешь и не отдергивать - опять-таки все на твое усмотрение. То есть, просто так, из положения дел в мире никак не может вытекать, что ты что-то должен делать. И вообще - что ты что-то кому-то должен.
Я тебе больше скажу. Даже если тебя силком кто-то хочет к чему-то обязать, это дело тоже не катит.
– В смысле?
– Ну, прикинь: мужик над тобой с хлыстом стоит и толкует, что ты ' должен прокопать канаву от забора и до обеда'. Так ты ведь не думаешь про себя, что и в самом деле должен? Это только тебя хлыст к ударному труду стимулирует. Как и огонь - руку. А не будь хлыста, ты бы ему показал, кто кому и чего должен. Так ведь?
– Ну, так.
– То есть, мир наш сам по себе устроен просто. Больно, страшно тебе - убегаешь. Вкусно, сладко - пытаешься сожрать. Выгодно - делаешь. Не выгодно - не делаешь. Ну, и так далее. Откуда здесь берется долг, чего ради ты чего-то должен, с какой ветки вообще этот, мать его, долг падает - совершенно непонятно! Вроде бы и неоткуда.
Но мы-то ведь знаем, что он есть, этот долг. Есть он - вот в чем фокус! Для скольких людей слова 'Делай, что должно - и будь, что будет!' – не просто слова... Ну, ты меня понял. Так откуда он берется-то?
Заинтересовавшийся господин Дрон аж наклонился вперед.
– Ну-ну? И откуда?
– Вот и Кант этим делом заинтересовался. И сначала вынужден был признать, что Юм во многом прав. Если предположить, что человек всеми потрохами принадлежит только этому вот миру, то чувству долга и впрямь взяться неоткуда. Бьют - беги, дают - бери, какой такой долг? Но мы-то ведь знаем, что он есть! И сами у себя его, бывало, ощущали, и у других людей наблюдать приходилось... Значит что?