Просто вдвоем
Шрифт:
– Жаклин, – прошептал я.
Она хмыкнула, как будто сомневалась, что делать дальше. Рассеивая эти сомнения, я перевернул ее на спину, придавил ей руки к матрасу и снова в нее вошел.
– Боже… – выдохнула она и, закрыв глаза, зажала мои пальцы, удерживавшие ее ладони. – Лукас…
– Я здесь, – отозвался я, целуя ее.
Она напряглась, и через секунду по ней пробежала дрожь. Потом вздрогнул я, счастливый, как еще никогда в жизни.
Я не мог видеть ниже обнаженного плеча Жаклин, но чувствовал ее теплое мягкое тело, уютно сжавшееся в моих руках и накрытое одеялом;
Я поцеловал ее и опустил одеяло до талии. У мужчин преобладает зрительное восприятие, у художников – тем более. Поэтому я испытывал удвоенное желание увидеть обнаженное тело Жаклин Уоллес. Черт возьми, до чего оно было красиво!
– Хочу нарисовать тебя так, – сказал я и еле сдержал смех, когда она шутя спросила, повешу ли я этот набросок на стену.
Если у меня на стене будет такое, я не смогу спать. Буду или без конца повторять с ней то, что сделал несколько минут назад, или представлять со всей силой своего воображения.
– Я несколько раз тебя рисовал, и далеко не все висит на стене, – сказал я.
Упс!
Естественно, ей захотелось взглянуть. Пробежав кончиками пальцев по ее груди, я спросил, прижимаясь к ней теснее:
– Прямо сейчас?
Пожалуйста, только не сейчас!
Ее любопытство уступило моему желанию, и я накрыл ее собой, снова натягивая на нас одеяло. Начав от груди, я повел дорожку поцелуев вниз. У нее перехватило дыхание, а когда я дошел до пупка, но не остановился, она сжала ладонями мою голову. Отклонившись чуть вбок, я прихватил губами кожу на внутренней стороне бедра, вдохнул ее сладкий запах и осторожно подул, обозначив путь, которым собирался пройти мой язык. В маленьких пальцах Жаклин мои отросшие темные волосы превратились в то, чем еще никогда не были, – в поводья.
Правь мной, покажи мне, куда тебя отвезти.
Она исполнила мою невысказанную просьбу.
Натянув боксеры, я впустил Фрэнсиса и накормил его, чтобы он оставил нас в покое. Потом налил в стакан молока, положил на тарелку несколько квадратиков «брауни» и, вернувшись в тускло освещенную спальню, вручил все это Жаклин.
Она натянула простыню до подбородка: в свете событий последних нескольких часов это выглядело довольно смешно и в то же время дразняще. Включив настольную лампу, я взял блокнот, забрался в постель и снова пристроил голову Жаклин к себе на грудь. Ее обнаженные бедра прижались к моему естеству, готовому снова восстать. Но пока мне хотелось блаженно мурлыкнуть, заурчать или зарычать – в общем, сделать то, что делает парень, чьи желания полностью удовлетворены.
Понемногу уплетая «брауни», Жаклин смотрела, как я перелистывал наброски, сделанные за семестр. На них были университетские здания, интересные в смысле архитектуры, детали машин, пейзажи, привлекшие мое внимание лица. К тому моменту, когда мы дошли до ее портрета, который я набросал в дождливый день, она уже съела два печенья и принялась за третье.
Я посмотрел в потолок: «Спасибо за
Я спросил Жаклин, не обижается ли она на меня за то, что я разглядывал ее, когда мы еще не были знакомы. Но она предположила, что тогда я смотрел на нее просто как на занятный объект для рисования. Один из многих.
– Даже не знаю, лучше мне или хуже от такого оправдания, – сказал я.
Жаклин откинулась мне на руку:
– Я уже не сержусь из-за того, что ты не сказал мне, кто ты такой. Я тогда подумала, ты мной играешь, – потому и разозлилась. Но потом увидела, что это не так. – Ее нежные пальцы дотронулись до моего лица, и простыня сползла вниз. – Я никогда тебя не боялась, – добавила Жаклин шепотом.
Отставив печенье, я посадил ее на колени лицом к себе. Пока я трогал и целовал ее грудь, а она накручивала на свои волшебные пальцы мои волосы и гладила мою кожу, мое тело снова проснулось.
– Достать… хм… – шепотом спросила Жаклин. Я кивнул. Она потянулась к тумбочке и вынула оттуда целлофановый квадратик. – Можно я… или это слишком…
– Боже мой, конечно, давай.
Впервые в жизни презерватив мне надевала девушка. Когда я почувствовал осторожное прохладное нажатие ее деловитых пальчиков, у меня появилось чувство, что это мне, а не ей не хватало опыта. Господи, до чего же мне это понравилось!
Глава 23
Лэндон
Найти работу с неполной занятостью оказалось труднее, чем я ожидал. Весь городок знал, что в самом недавнем прошлом против меня возбудили дело о нападении, поэтому менеджеры не дрались между собой за право платить мне зарплату.
Дойдя до грани отчаяния, я пришел в забегаловку, где хотел бы работать в последнюю очередь, но даже там услышал: «Можете заполнить эту анкету, но, честно говоря, мы сейчас не набираем персонал». А было уже почти лето – самая горячая пора для всех заведений и предприятий нашего курортного города. Посмотрев на управляющего в рубашке с коротким рукавом и полиэстеровом галстуке, я взял у него листок, прекрасно зная, что впустую потрачу пятнадцать минут. Никому я не был нужен.
– Эй, парень! Ты ведь сын Рэя? Внук Эдмонда?
Обернувшись, я увидел, что меня с прищуром изучал пожилой горожанин сварливого вида. Старожилы заглядывали сюда часто. Этот был ниже, но шире меня и щеголял в оранжевом комбинезоне, отличавшемся от арестантской робы только надписью «Хендриксон электрик» на груди. Стряхнув в мусорницу скомканные обертки и картонки со своего подноса, он снова повернулся ко мне, и я протянул ему руку:
– Да, сэр. Лэндон Максфилд.
От его рукопожатия у меня чуть не хрустнули кости.
– Дабья-дабья Хендриксон, – представился он, произнеся двойное «дабл-ю» своих инициалов на местный ленивый манер. – Ищешь работенку, да? В этом сортире тебе делать нечего. – С этими словами он покосился на менеджера. Тот побагровел. – Не обижайся, Билли.
Судя по всему, Билла Цукермана никто не называл Билли по меньшей мере лет двадцать. Он кашлянул и попытался согнать хмурую мину, но у него не получилось.
– Ничего, мистер Хендриксон.
– Гм. Давай-ка выйдем на минутку, Лэндон. Есть разговор. – Он указал на дверь, и я пошел за ним. – Ты ведь работаешь на отцовской лодке?