Просто вместе
Шрифт:
— Кофе?
— Нет, колу, пожалуйста.
Камилла тянула воду маленькими глоточками. Она устроилась в кафе напротив ресторана, где мать назначила ей встречу. Допив, положила руки на стол, закрыла глаза и постаралась дышать помедленнее. От этих совместных обедов, как бы редко они ни случались, у нее всегда начинал болеть живот. Встав из-за стола, ей приходилось сгибаться в три погибели, ее качало, с нее слово сдирали кожу. Ее мать с садистской настойчивостью, хотя скорее всего невольно, расковыривала одну
Камилла отыскала глазами сутулый силуэт матери за столиком и села напротив, глубоко вздохнув.
— Привет, мама!
— Не поцелуешь меня?
— Здравствуй, мама, — медленно повторила она.
— У тебя все в порядке?
— Почему ты спрашиваешь?
Камилла ухватилась за край стола, борясь с желанием сейчас же вскочить и убежать.
— Спрашиваю потому, что именно этот вопрос все люди задают друг другу при встрече…
— Я — не «все»…
— Неужели?
— Умоляю тебя, не начинай!
Камилла отвернулась и оглядела отвратительную отделку ресторана — под мрамор, барельефы в псевдоазиатском стиле. Чешуйчатые и перламутровые инкрустации из пластмассы и желтой пленки-лаке.
— Здесь красиво…
— Здесь просто ужасно. Но я, видишь ли, не могу пригласить тебя в «Серебряную башню». Впрочем, даже будь у меня такая возможность, я бы тебя туда не повела… Зачем бросать деньги на ветер — ты ведь все равно ничего не ешь…
Хорошенькое начало.
Мать горько усмехнулась.
— Заметь, ты могла бы сходить туда без меня, у тебя-то деньги есть! Счастье одних строится на несчастье дру…
— Прекрати немедленно! Прекрати, или я уйду! — пригрозила Камилла. — Если тебе нужны деньги, скажи, я дам.
— Ну конечно, мадемуазель ведь работает… Хорошая работа… А уж какая интересная… Уборщица… Поверить не могу: ты, воплощение беспорядка, и уборка… Знаешь, ты никогда не перестанешь меня удивлять…
— Хватит, мама, довольно. Это невозможно. Невозможно, понимаешь? Я так не могу. Выбери другую тему для разговора. Другую…
— У тебя была хорошая профессия, но ты все испортила…
— Профессия… Тоже мне профессия! Я ни капли ни о чем жалею, она не сделала меня счастливой.
— Но ты же не собиралась заниматься этим всю жизнь… И потом, что значит «была счастлива», «не была счастлива»? Идиотское слово… Счастлива! Счастлива! Ты весьма наивна, дочка, если полагаешь, будто мы приходим в этот мир, чтобы валять дурака и собирать цветочки…
— Конечно, я так не думаю. Благодаря тебе я прошла хорошую
— Вы уже выбрали? — спросила подошедшая официантка.
Камилла готова была расцеловать ее.
Ее мать разложила на столе таблетки и начала их пересчитывать.
— Не надоело травить себя всем этим дерьмом?
— Не говори о том, чего не понимаешь. Не будь этих лекарств, я бы давно отправилась в мир иной…
— Почему ты так в этом уверена? Какого черта никогда не снимаешь эти жуткие очки? Здесь вроде солнца нет…
— Мне так удобнее. В очках я вижу мир в его истинном свете…
Камилла улыбнулась и похлопала мать по руке. Иначе пришлось бы вцепиться ей в глотку и придушить.
Мать перестала хмуриться, немного поныла, пожаловалась на одиночество, спину, глупость коллег и неудобство кооперативов. Ела она с аппетитом и сделала недовольное лицо, когда дочь заказала еще одну кружку пива.
— Ты слишком много пьешь.
— Что да, то да! Давай чокнемся! За то, что ты в кои-то веки не говоришь глупостей…
— Ты никогда меня не навещаешь…
— Да ну? А что я, по-твоему, здесь делаю?
— Последнее слово всегда должно оставаться за тобой, да? Ты копия отец…
Камилла напряглась.
— Ну да, конечно! Не любишь, когда я говорю о нем, верно? — торжествующе воскликнула Фок-старшая.
— Прошу тебя, мама… Не продолжай…
— Я говорю о чем хочу. Не будешь доедать?
— Нет.
Мать неодобрительно покачала головой.
— Посмотри на себя… Похожа на скелет… Сомневаюсь, чтобы кто-нибудь на тебя польстился…
— Мама…
— Что «мама»? Конечно, я беспокоюсь о тебе, детей рожают не для того, чтобы смотреть, как они гибнут!
— А ты, мама, зачем меня родила?
Не успев договорить фразу до конца, Камилла поняла, что зашла слишком далеко и сейчас получит по полной программе — мать разыграет «сцену № 8». Этот номер не предполагал импровизаций, он был давно отрепетирован и исполнялся многократно: эмоциональный шантаж, крокодиловы слезы и угроза покончить с собой. Порядок произвольный.
Мать плакала, укоряла дочь за то, что та ее бросила, как сделал пятнадцатью годами раньше ее отец, называла бессердечной, восклицая, что жить ей незачем.
— Скажи мне, зачем, ну зачем я живу?
Камилла свертывала себе сигарету.
— Ты меня слышала?
— Да.
— Ну и?
— Спасибо, дорогая, благодарю от всего сердца. Ответ более чем ясный…
Она шмыгнула носом, положила на стол два ресторанных талона и ушла.
Главное — сохранять спокойствие, стремительный уход всегда был апофеозом, занавесом «сцены № 8».