Простое море
Шрифт:
Темнело. Где-то за холмами пропало солнце. Сразу похолодало. Воздух стал еще прозрачнее, чем днем. Около восьми часов в рубку пришли Михаил и Сергей Огурцов. Игорь записал в журнале стандартное: «Река Лена, идем под проводкой...», сдал вахту Сергею и пошел в каюту составлять ведомость.
— Идем, значит? — спросил Сергей.
— Пока идем, — ответил не оборачиваясь Ефим Васильевич.
— И долго еще пройдем?
— Может, долго... — отозвался Кунин. — Как сумеем.
Белые и красные огоньки бакенов были хорошо видны в ясном, морозном воздухе ночи. Когда речная дорога крутилась около многочисленных островков и
— Я вижу, Ефим Васильевич, что я вам не помощник. Пойду посплю. Если что случится — будите, не стесняйтесь.
— Если что случится — сами проснетесь, — с улыбкой сказал Ефим Васильевич. Лагунов тоже улыбнулся и пошел к себе.
… Лавр Семенович проснулся от толчка. По привычке он выскочил на палубу, даже не накинув пальто. «Сахалин» не двигался. «Вавилов» стоял к нему несколько ближе, чем полагалось. Расположение ходовых огней «Вавилова» показывало, что его развернуло влево. Огни одной из барж светились далеко справа. На мостике был только Ефим Васильевич.
— Сели... — тихо сказал Лагунов, еще надеясь, что чувства и зрение обманывают его.
— Мы-то не сели, — спокойно сказал Кунин. — Баржа села и оторвалась. Ловить надо.
— Так отдавайте буксир скорее! Смотрите: «Вавилов» тоже сел.
— Приткнулся к бровке, — поправил Кунин. — Ничего, здесь песок, — добавил он со странным для Лагунова спокойствием.
— Какой к черту песок! — крикнул Лавр Семенович. — Отдавайте буксир. Отойдем и станем на якорь, пока сами не сели. Утром разберемся...
— Зачем утром? Мы и сейчас разберемся.
На мостик влетел Сергей Огурцов.
— Дали питание на лебедку, — сказал он. — Можно подбирать буксир.
Лавр Семенович взял мегафон, поднес его ко рту и крикнул в корму:
— Эй, на «Вавилове»! Веселей отдавайте буксир! Кунин неожиданно и мягко отобрал у него мегафон.
— Не надо отдавать, — сказал он. — Оттянем «Вавилова» подальше от бровки, поставим на якорь. Потом отдадим буксир и приведем баржу.
— Вы что, сесть хотите? — тихо и яростно спросил Лагунов. — А снимать нас кто будет? Александр Пушкин?
— «Пушкин» сейчас в Жатае на ремонте стоит, — сказал поднявшийся на мостик Михаил. — Он хорошо тянет. Пятьсот сил машина.
Лавр Семенович и Кунин посмотрели на Михаила, потом друг на друга и улыбнулись.
— Нам садиться незачем, — сказал Кунин. — Вы только мне не мешайте.
— Аллах с вами, — сказал Лавр Семенович. Тревога и раздражение прошли. Все-таки он внутренне верил этому капитану. — Снимайте, сажайте, ломайте — делайте что хотите. Я умыл руки.
Он встал в стороне, на крыле мостика. Ефим Васильевич приказал отдать якорь. Потом лязгнула и загудела буксирная лебедка. «Вавилов» дрогнул, качнулся и стал медленно приближаться. Вахтенный матрос принес Лагунову пальто. Он накинул его, не сказав ни слова и не взглянув на матроса. Когда «Вавилов» уперся штевнем в корму «Сахалина», Лагунов не выдержал, спустился на шлюпочную палубу к Ефиму Васильевичу.
— Слушай, капитан, побойся ты бога. Не ходи сейчас за этой чертовой баржей. Снимем ее утром, когда хоть что-нибудь видно будет.
— Нельзя, Лавр Семенович, — сказал Кунин. — За ночь ее так засосет, что потом не сдернем. Здесь пески ядовитые.
С кормы донесся крик Михаила:
— Скорее вы, черти мордастые! Отдавайте трос!
Ему ответил густой бас:
— Погоди чуток. Скобу заело!
Наконец на «Вавилове» разъединили скобу, и лебедка вытащила на палубу последние метры троса. Кунин приказал выбрать якорь и осторожно, самым малым ходом повел судно к барже. Лавр Семенович сделал вид, что направляется в каюту. Он стал под козырьком мостика и оттуда наблюдал за ходом событий. «Сахалин» подобрался к барже, принял с нее трос и сильным рывком сдернул баржу с мели. Лавр Семенович утер со лба пот, несколько раз глубоко вдохнул воздух, чтобы успокоить сердце, и пошел на мостик. Ефим Васильевич, увидев его, чуть улыбнулся.
— Ну герой, герой... — сказал Лавр Семенович. — У нас за такое геройство... Теперь-то хоть успокоишься, станешь на якорь?
— А зачем? — удивился Ефим Васильевич. — Сейчас воз соберем и дальше двинемся. Пьяные-то пески — вон они! — он указал рукой назад, туда, где только что сидела баржа.
— Конечно, река... — пробормотал Лагунов. — Тут большой аварии быть не может. На реке можно и очень рискованно поступать.
Игорь подписал последний акт, потянулся, широко раскинул руки и обнял Михаила. Михаил обнял Игоря — вежливо и не сильно. Потом, выпив по этому случаю половину заготовленного с утра пол-литра, Михаил признавался — торопливо и виновато:
— Я думал, ты меня и за человека считать не станешь... Ты моряк, из Ленинграда, заграницы повидал, образование имеешь... Думаешь, я не понимаю?
— Брось, Миша, — успокаивал его Игорь. —Дело не в образовании. Дело в самом человеке — какова у него суть. Максим Горький прошел четыре класса и пятый коридор, — а какой был человечище! Ведь эти с высшим образованием иногда такие бывают...
Михаил опустил голову.
— Какие б ни бывали, однако мне до них далеко... Хочу тебе спасибо сказать, что такое судно мне подарил. Это ж моя каюта будет! — Он улыбнулся, погладил переборку.
— Ерунда, — великодушничал Игорь. — Не я, другой привел бы тебе это судно.
— Я же не другого вижу... Ты бы посмотрел, на каких судах я раньше плавал. Однако после твоей каюты туда зайти страшновато. Грязно, течет... А взять хотя бы штурвал?
У Михаила загорелись глаза, он стал размахивать руками, показывать, как трудно поворачивать штурвал на старых суднах, на «петушках», на паровых американских буксирах, которые пришли на Лену во время войны.
— А компас мы не сымем, — сказал он. — Я говорил с Ефимом Васильевичем. Будем по румбу учиться ходить... Ты знаешь, — Михаил приник к плечу Игоря, — мы на Яну и на Индигирку ходить будем, через море.
Он еще раз протер глаза, сознался:
— Я ведь на водку слабый. Так — сильный, а на водку слабый. Я не пью ее. Ну ее к черту. Ради тебя только выпил.
— Такая традиция, — сказал Игорь. — Сдаешь судно — надо выпить хоть рюмку. Ешь свинину... Почему она называется «Великая стена»?
— Китайцы так назвали. Есть и вино «Великая стена». У нас его никто не пьет, однако... Нет, ты мне скажи, почему ты меня обнял?
«Потому что через три дня я увижу Ирину», — подумал Игорь и сказал: