Шрифт:
Из здания школы вышла ученица шестого класса и медленно побрела по дорожке из серых плит. На улице было довольно тепло, солнце сияло по-весеннему, растапливая остатки зимнего владычества, птицы радостно щебетали, оповещая мир о снегогоне, вступающего в свои права. Девочка расстегнула две верхние пуговицы на куртке и вдохнула полной грудью пахнущий мокрым асфальтом и влажной землей воздух. Она пошла по дороге, прижимаясь к обочине всякий раз, когда мимо проезжали редкие машины. Водители не особо сбавляли скорость при виде прохожих, отчего путь от школы домой был не только довольно опасным, но еще и грязным.
Девочка брела рядом с весело журчащим весенним ручьем, бежащим у обочины,
Еще на последнем уроке девочка решила, что сегодня в музыкалку не пойдет, хотя, конечно, стоило бы – она уже вторую неделю не появлялась на уроке музыкальной литературы, но слушать нудную училку, вечно задирающую толстые руки так высоко, что становились видны потные подмышки, да еще при этом пытающуюся строить из себя утонченную натуру, погруженную в искусство, желания не было. Ученица не позволяла себе прогуливать уроки фортепиано и занятия по хору, а вот музыкальную литературу или сольфеджио – это запросто. На ф-но, как было записано у нее в дневнике, девочка занималась индивидуально, поэтому ее прогул точно не остался бы незамеченным, а занятия по пению просто нравились. Единственное, чем она гордилась – ее голос, ведь не просто же так ей однажды доверили быть солисткой сводного школьного хора.
Когда Наташа, так звали эту двенадцатилетнюю девочку, прошла прослушивание и ее взяли в музыкальную школу, она так обрадовалась, хлопала в ладоши и улыбалась. Правда тогда, в свои семь лет, девочка не сразу поняла, что нужно будет не только петь, как ей представлялось, а ходить в две школы вместо одной, как у большинства ребят. В принципе, музыкалка ей нравилась, по крайней мере, здесь Наташа получала в основном пятерки и была заметно лучше сверстников, а вот уроки в обычной школе давались тяжеловато. Прошлый год она закончила с двумя четверками, узнав об этом мама поджала губы, а ведь это были даже не тройки. Всем знакомым мать девочки привыкла хвастаться, что дочка-то у нее умница, отличница и везде хороша. Хотя одна тройка за четвертую четверть все же была, ненавистная математичка пошла на принцип, но за год вышла четверка и Наташка, чтобы не огорчать мать, исправила в дневнике три на четыре.
Этот год был другим. Мамы, как и жесткого контроля не стало, и девочка сильно скатилась по всем предметам. Большинство учителей жалели ее и ставили оценки выше, чем она того застуживала, на том и выезжала.
Школьница подошла к большой, со стертыми ступенями, лестнице, которая зимой превращалась в горку, и по ней на портфелях ездили мальчишки, что помладше. Они усаживались на сумки верхом и с криками неслись вниз, с довольным видом катясь почти до проезжей части. Взрослые же шли осторожно, крепко держась за перила. Наташа чувствовала себя большой, поэтому не позволяла себе скатиться вот так по обледенелой лестнице, хотя иногда хотелось, но тогда она уже не могла бы называться хорошей девочкой. Ей предстояло подняться наверх, на гору, так отчего-то было принято называть это место.
– Где ты живешь? – могли спросить.
– На горе, – звучало в ответ. И все все понимали.
Гора представляла из себя небольшой холм, на котором поместились домов десять, не больше, практически все пятиэтажки, правда был там один
Между домами на холме стоял детский сад, куда еще недавно ходил младший брат Наташи, в этом году он пошел в первый класс, но сестра до их пор так и говорила: «Мишкин садик». Она любила сидеть там, особенно с подружкой Олесей, с которой дружила с первого дня в школе. Леська была простоватой, училась хуже, чем Наташа, но не так, чтобы намного. Она тоже ходила в музыкалку, но не имела там особых успехов, даже в ноты с трудом попадала, удивительно было, как человека без музыкального слуха взяли учиться музыке, но Леся старалась и, в целом, имела довольно хорошие оценки, учитывая, что она так не прогуливала уроки, как ее подруга Наташка. Олеся тоже жила на горе, в соседнем доме, наверное, поэтому девочки и сдружились, ведь шагать в одиночку после занятий темным зимним вечером было страшно, а вдвоем нет, даже весело. Сейчас Леся болела и Наташе пришлось топать домой одной. Ей очень хотелось поделиться с подругой, рассказать, что происходит у нее дома и почему ей так сильно не хочется туда возвращаться, но никого рядом не было. Она не стала идти по короткой дороге, ведущей к их двору, а свернула к Мишкиному садику, перелезла через дыру в заборе и уселась в одной из беседок.
Сад был пуст, детей отвели спать и у нее был час, а то и два спокойного времени. Воробьи где-то рядом звонко щебетали, но девочка не разделяла их веселья. Она катала ногой камешек и всячески оттягивала время возвращения домой. «Домой», – усмехнулась девочка. Теперь квартиру, где еще летом хозяйничала мама, и домом уже было трудно назвать. Там Наташа ела, делала уроки, спала, но это был уже не дом, а просто место проживания. Дом – это другое, родное, где ты со всех сторон окружен мамой, пахнущей черной смородиной, мандаринами и свежей выпечкой, отчего у тебя всегда ощущение праздника.
Ее мать была женщиной своенравной, могла прикрикнуть или заставить дочь переписывать всю тетрадь из-за одной ошибки, но от этого она не становилась менее любимой. Дети, коих в семье было трое – старший Олег, дочь Наталья и младший Мишка боготворили мать, уважали, считали ее решения истиной в последней инстанции. Олег и Наташа были детьми от первого брака, а вот младший родился уже в союзе с Виктором.
Наталья вспомнила день, когда из роддома принесли маленького розового пупса, завернутого в одеяльце. Взрослые ушли на кухню, а Мишку доверили ей – старшей сестре. Она с интересом рассматривала смешное кукольное личико и радостно шептала: «У меня есть братик».
Мишка родился бутузом с длинными кудрявыми черными волосами, остававшимися такими лет до двух.
– Ой, какая у тебя сестренка, – умиляясь, говорили прохожие Наташе, гуляющей во дворе с Мишкой.
– Это братик, – презрительно отвечала та.
Ну действительно, странные люди – девочку от мальчика отличить не могут.
А потом черные волосы со смешными кудряшками куда-то делись, на их смену пришли прямые короткостриженые темно-русые. Теперь уже никто не принимал Мишку за девочку, но на отношение к нему в семье это никак не повлияло, баловали его все. Если старшие дети имели в доме строгие обязанности, то у младшего было, наверное, самое беззаботное в его жизни время, ни тебе обязательств, ни ответственности, бегай себе, играй.