Простой план
Шрифт:
– Это, случайно, не Джекоб? – спросила она, прислушиваясь. Я выглянул в окно.
К дому, громыхая, подъезжал грузовик Джекоба.
Я открыл ему дверь и пригласил войти, но он сказал, что торопится. Джекоб привез подарок для ребенка – что-то завернутое в розовую бумагу – и быстро передал мне, словно его это очень смущало.
– Здесь плюшевый медвежонок, – сказал он. Мотор грузовика все тарахтел. С пассажирского сиденья за нами наблюдал Мэри-Бет. Один раз он залаял на меня и ткнулся носом в стекло, оставив на нем влажный отпечаток.
– Зайди,
Джекоб покачал головой и отступил на шаг, словно опасаясь, что я силой затащу его в дом. Он остановился на самом краю крыльца.
– Нет, – сказал он. – Зайду потом. Не хочу беспокоить Сару.
– Никакого беспокойства, – возразил я и переложил сверток с медведем в другую руку.
Джекоб снова замотал головой. Возникла неловкая пауза; мой брат явно собирался с мыслями, чтобы сказать еще что-нибудь.
– Уже решили, как назовете? – спросил он.
Я кивнул.
– Амандой.
– Красивое имя.
– Это в честь бабушки Сары. В переводе с латыни означает «достойная любви».
– Действительно красивое имя, – сказал Джекоб. – Мне нравится.
Я опять кивнул.
– Ты уверен, что не хочешь зайти?
Он покачал головой. Уже ступив с крыльца, он вдруг остановился.
– Хэнк, – замялся он, – я хотел… – И запнулся, бросив взгляд в сторону грузовика.
– Что?
– Ты не мог бы одолжить мне немного денег?
Я нахмурился, опять переложив медведя из руки в руку.
– Сколько?
Он сунул руки в карманы пальто и уставился на свои сапоги.
– Сто пятьдесят сможешь?
– Сто пятьдесят долларов?
Он кивнул.
– Зачем тебе понадобилось столько денег, Джекоб?
– Мне нужно платить за квартиру. На следующей неделе я получу пособие по безработице, но не могу ждать так долго.
– А когда ты мне вернешь?
Он пожал плечами.
– Я рассчитывал, что ты потом их удержишь из моей доли.
– Ты хоть пытаешься найти работу? Вопрос, казалось, удивил его.
– Нет.
Я постарался – правда, похоже, безуспешно – избавиться от менторского тона.
– Неужели ты даже не думаешь об этом?
– А зачем мне искать работу? – Он понизил голос до шепота. – Лу сказал, что ты согласился поделить деньги.
Я уставился ему в грудь, размышляя над тем, как правильно поступить. Для меня было совершенно ясно, что Джекобу нельзя говорить о том, что я не собираюсь делить деньги до лета: он непременно расскажет об этом Лу, и я снова окажусь в трудной ситуации. С другой стороны, если я хотел сохранить свои намерения в тайне, то не было никакого резона отказывать Джекобу в его просьбе. Грузовик за его спиной затарахтел еще громче, мотор раскашлялся, изрыгая клубы сизого дыма. В соседских домах было на удивление тихо, словно все их обитатели вымерли.
Я наконец принял решение и проговорил:
– Подожди здесь. Я только поднимусь наверх и возьму чековую книжку.
Пока я выписывал Джекобу чек, Сара развернула подарок, чтобы взглянуть на него. Малышка мирно спала в своей колыбельке.
– Он не новый, – прошептала Сара, и в ее голосе
Я подошел взглянуть на медведя. С первого взгляда ничего подозрительного в нем не было – ни пятен пли дырок, голова и лапы на месте, набивка цела, – но не оставалось никаких сомнений, что им уже изрядно попользовались. Игрушка была явно старая.
Сара повернула заводной ключик. Когда она его отпустила, из груди медвежонка полилась мелодия. Мужской голос на французском языке пел детскую песенку «Братец Жак». Стоило мне услышать ее, как я сразу же понял, почему медведь такой старый.
– Это была его любимая игрушка, – сказал я.
– Джекоба?
– Да, когда он был маленьким. А музыка все звучала – глухо, словно с трудом прорываясь сквозь темную меховую шкурку.
Сара взяла в руки медведя и как-то по-новому посмотрела на него. Мелодия становилась все медленнее – каждая нота казалась самой последней, – но так и не смолкала.
– По-моему, это очень мило с его стороны, правда? – Сара ткнулась носом в игрушку.
Я поднял оберточную бумагу и бросил ее в мусорную корзину возле кровати.
– Интересно, где он хранил его все эти годы, – пробормотал я.
– Он поднимется?
– Нет. – Я направился к двери. – Он очень торопится.
Сара опять стала заводить игрушку.
– Что это за чек?
– Для Джекоба, – бросил я на ходу и вышел в коридор.
– Он просит взаймы?
Я не ответил ей.
Малышка начала плакать – я как раз поднимался по лестнице, возвращаясь в спальню. Сначала ее плач был еле слышен; это было что-то среднее между покашливанием и кудахтаньем, но стоило мне войти в комнату, как ее голосок взвился до самого что ни на есть пронзительного крика.
Я вытащил Аманду из люльки и отнес на кровать.
Когда я поднимал ее, она расплакалась еще громче, крошечное тельце напряглось в моих руках, личико стало ярко-красным, и казалось, будто девочка вот-вот лопнет. Ее вес в очередной раз удивил меня; никогда не думал, что младенец может быть таким тяжелым, и к тому же она была какой-то плотной, словно накачанной водой. Голова – круглая, огромная – составляла почти полтела.
Сара протянула ко мне руки, и я передал ей ребенка.
Плюшевый медвежонок сидел тут же, в изголовье кровати, выставив вперед свои маленькие черные лапки, словно тоже хотел успокоить плачущую малышку. Сара поддерживала Аманду одной рукой, а другой расстегивала пижамную кофту, обнажая левую грудь.
Я отвернулся, подошел к колыбельке и выглянул в окно. Мне было неприятно смотреть, как Сара кормит Аманду. Я испытывал чувство гадливости, представляя, что ребенок сосет из нее соки. Мне это казалось противоестественным, ужасным; сразу вспомнились пиявки.
Я посмотрел во двор. Он был пуст: Джекоб и его грузовик исчезли. День был чудесный – тихий, безветренный, он так и просился на почтовую открытку. Солнечные лучи, отражаясь в обледенелых сугробах, слепили глаза; деревья отбрасывали на снег объемные Тени. С крыши гаража свисали сосульки, и я мысленно отметил, что, когда выйду на улицу, надо не забыть их сбить.