Простой советский спасатель 5
Шрифт:
Телефоны, айпады и прочие гаджеты (придумал же кто-то словечко!) заменили человеческое общение. Так и пролетает жизнь в призрачном свете голубого экрана под цокот клавиатуры.
Так, Лёха, хватит философии, опять тебя не в ту степь понесло. Я позвонил в калитку Лесовых, и позвал Иваныча на улицу, подышать воздухом, раздавить по бутылочке пива. Лет десять назад родители переехали в свой дом, продали квартиру. Теперь у бати был собственный «приёмный кабинет», как он его называл. Добротный кирпичный гараж, святая святых, в котором он резал,
Но в гараж мы не пошли, разместились под раскидистой абрикосой за самодельным столом на табуретках из пеньков. Уселись, откупорили пенное, сделали по первому глотку, помолчали, наслаждаясь летними звуками и покоем.
— Рассказывай, Лёша, что стряслось? — отец начал первым.
— Да что могло случиться, так, забежал, пока минутка есть, — пожал я плечами, как всегда удивляясь батиной интуиции.
Все-таки, мне повезло дважды. В обеих жизнях мои родители живы. В этой версии реальности живут до сих пор. И пусть даже батя не в курсе, что я его сын, главное, что он есть, и мама тоже. А с раком разберёмся, не впервой, главное, убедить родительницу не сопротивляться и обследоваться.
— Тут такое дело, Иваныч…
Я замялся, прикидывая, стоит ли продолжать. Отчего-то снова стало холодно, я поёжился, сердце забилось чаще, перед глазами пронеслась прошлая жизнь и гибель родителей. Мелькнула мысль: «Не спущу ли я сейчас курок своим вопросом? Не запущу ли ту же саму программу гибели?»
Молчание затягивалось, но Иваныч меня не торопил. Ладно, была, не была.
— Степан Иваныч, тут такое дело, — повторил я. — Помните историю с подземельями? Карты, схемы, княжеские сокровища.
— Помню, как не помнить.
Отец внимательно вглядывался в моё лицо. Чёрт его знает, что он хотел разглядеть во мне постаревшем, но от его пристального внимания стало не по себе. Словно он видел меня насквозь и… знал, кто я на самом деле.
Так, Лёха, угомони свои последние нервные клетки! Что-то тебя сегодня прёт на мистику. Ты спасатель или где? А раз спасатель, значит, работаем по факту, а не по домыслам. Есть тело, есть дело. Тьфу ты, леший меня забери!
Я решительно глотнул пива и выпалил, словно мне двадцать и нет за спиной двух больших жизней:
— Мне карту вернули. Ту самую, что нашёл у Фёдора Васильевича в доме.
— Которую украли? — уточнил Лесовой.
— Её самую.
— И кто?
— Неважно, — мотнул я головой, отказываясь называть имя. — Я тут вот что углядел…
Я отставил пиво, достал карту, развернул на столе бумагу, и ткнул пальцем в значок. Собственно, я уже почти понял, что находится в этом месте, но почему городская полиция обозначена розочкой, для меня оставалось загадкой. К тому же я не в курсе, что находилось в здании до революции.
— Розу видишь? А тут судя по схеме, отделение находится. Раньше что тут было?
Отец подслеповато сощурился, достал из кармана в рубашке футляр с очками, спустил пониже лампу, чтобы лучше видеть,
— Так милиция и была, тьфу ты, чёрт, полиция, никак не привыкну. Энское отделение полиции с восемьсот сорок восьмого года, если память не подводит. Строили для черноморских казаков, они тогда за порядком следили. Это потом уже и горожан стали набирать, и отставников. Только значок-то не на ней стоит, а рядом.
— Да ладно? Как рядом? Ну-ка, дай гляну.
Я развернул карту к себе и тоже наклонился, чтобы рассмотреть. Точно, надо же, ошибся.
— А здесь тогда что? — я нахмурился, пытаясь вспомнить, какие постройки рядом с городским отделением.
Сколько бывал в Калинке, то бишь в Свято-Никольском парке, никогда не мог вспомнить, что расположено рядом с ним и вокруг по улицам. Вот здание техникума механизаторов помню, большое такое красивое здание. Аптеку старую на углу знаю, чуть ли не единственной в городе была в своё время. С другой стороны в полукруге старинных зданий — первая городская поликлиника.
А вот что между зданием полиции и куском забора, который тянется почти до школы, не припомню. Вроде пустырь, а вроде и не пустырь, хотя на память я не жалуюсь.
— Здесь лютеранская церковь. Считай, единственная, которую не разрушили при советской власти.
— А рядом что?
В голове забрезжили смутные воспоминания, вроде где-то в тех местах одно время размещалась спортивная школа.
— Рядом дом пастыря. Это ансамбль такой, дом и церковь. Сейчас там библиотека.
— Где? В церкви? — изумился я.
— Нет, в домике пастыря. А церковь заброшена, там раньше детишки занимались спортом. Но потом закрыли, опасно стало. Денег нет, но вы держитесь, как говорится. Вот и стоит заколоченная. А ведь какой памятник архитектуры! — сокрушённо вздохнул отец.
— Памятник говоришь… А давно построили?
— Точную дату никто не знает. По тем документам, что удалось восстановить и разыскать, примерно с восемьсот восемьдесят второго стоит. До этого был небольшой церковный домишко. Но старожилы уверяют, немцы в наших местах с давних пор живут, с самой закладки города. Так что церкви намного больше лет, чем по музейным бумажкам.
— Немцы, говоришь…
Я задумчиво глотнул пива. А ведь это мысль, любили наши государи-царевичи всё немецкое, мудрёное, которое веками может работать. Оно, конечно, и у нас мастеров-умельцев предостаточно, но ведь до сих пор у большинства русских ко всему своему какое-то внутреннее пренебрежение, что ли.
Все за импортом гонятся, за брендами, за заграничным. Видимо, на генном уровне в советские годы отложилось: заграничное — не просто престижно, а своего рода знак качества. Иметь нерусские портки, технику, сигареты, значит, иметь статус в обществе, связи. Собственно, современное общество недалеко ушло в потребительском плане от обычных советских граждан. Угу, и квартирный вопрос через ипотеку нисколько нас не исправил.