Протей, или Византийский кризис(Роман)
Шрифт:
— Не знаю, всякое может понадобиться. А в чем прикол?
— Вот в том, что с этой начинкой он действует иначе. Расчет по Горгулову-Меркадеру дал результат неожиданный. Антоцианы в соединении с гидрохлоридом кокаина дают умножение, кратное возможностям личности, но на выходе мы получаем необычную химеру — аллегеви с двумя бумерангами и хеклером в плечевой кобуре.
Повисло молчание.
— Страшный сон, — продолжил полковник, — толпа индейцев под три метра ростом, два бумеранга, не маленьких, и оптимальный пистолет-пулемет с хорошей оптикой.
Тимон опять
— Испытано?
— Разумеется. В небольших масштабах.
— Насколько небольших?
— Стандартный взвод. Тридцать шесть особей.
— А меньше можно? Хочу посмотреть.
Полковник окинул взглядом кабинет, внимательно рассмотрел высоту потолка.
— Это Дмитрию решать. Скажем, отделение? Восемь особей.
— Прошу, Дмитрий. Одежду сложите сюда, — генерал указал на журнальный столик, — или она тоже… размножается?
— Жаль, нет, — вступил в разговор Дмитрий. Он наскоро сбросил одежду, очень легкую по июльской жаре, пронял позу дискобола, держащего апельсин, затем резко раскусил его.
Воздух замерцал и сгустился, раздался хлопок. В кабинете немедленно стало очень тесно. Группа устрашающего вида индейцев с алыми перьями в волосах, с бумерангами в каждой руке, с вороненым столом у каждого левого плеча, застыла по стойке «смирно». Ни шевелюра, ни перья, впрочем, не могли скрыть небольшие рожки. Изо рта у каждого торчали устрашающего вида клыки, индеец был буквально саблезубым.
— Все равно химера, — отметил генерал, явно впечатленный. — Он хоть говорить-то может?
Восемь голов синхронно качнулись в общепонятном жесте отрицания.
— С большим трудом, — ответил полковник, — только отдельные слова без шипящих. С греческим акцентом.
«Вот опять», — подумал генерал.
— А рога можно убрать?
— Пока не выходит. Если увеличить антоцианы — наоборот, начинают ветвиться. Если гидрохлорид — рога исчезают и клыки тоже, но вместо зубов образуется роговая пластина, как у черепахи, и шипы вдоль хребта. Нет, хвоста не возникает, — полковник предупредил незаданный вопрос.
Генерал протянул палец — но апельсин уже был съеден. Воинственная толпа так и стояла с бумерангами на изготовку.
— Ладно. А магазин?
— К сожалению, только тридцать патронов… Но у каждого.
— Ну, а множитель?
Полковник потупил глаза.
— К сожалению, неизвестно. Это выясняется только экспериментально, выше тридцати тысяч особей до сих пор никто не испытывал. Если учесть, что способности Дмитрия, видимо, выше, чем у автора учебника, Диониса Порфирия, можно предположить, что и шестьдесят тысяч на сутки, на двое можно обеспечить. Холодный синтез, трансмутация его организма, осваивая водород воздуха, образует все необходимые элементы таблицы Менделеева, в теории, возможно, множитель вообще не имеет значения. Умножение до миллиона особей уже бессмысленно.
— А пулеустойчивость?
— На Дмитрии не проверялась. Абрамов проверен как двадцать особей. Летальных исходов нет, но жаловался: больно.
— А чем проверяли?
— Тот же хеклер. Одиночными.
— Тогда придется и Дмитрия проверить.
Все восемь индейцев выдернули длинное орлиное перо из прически и с трудом пропихнули его в пасть, придерживая свисающие ниже подбородка клыки. Воздух вновь загустел, вновь послышался хлопок, Дмитрий собрался в одно тело, стоя в чем мать родила огладил голову, — видимо, рога ему все же мешали, и стал одеваться.
— И как ощущения? — спросил Аракелян.
— Сложные, господин генерал. Все же кокаин, поначалу тело немеет. Потом ничего, масса тел… тела компенсирует. Но с бумерангом пока неважно, прежде не было случая практиковаться. А так ничего, не сложнее обычной стачки или митинга. Рога, правда, зудят, из-за клыков слова не выговорить. Но… за веру, царя и отечество!
— А запах такой откуда?
— Это ящеричное масло и бизонья желчь в равной пропорции, аллегеви ею волосы закрепляли, чтобы перья держались. А без перьев нельзя выйти из образа, как видите.
— А что с настоящими аллегеви?
— Пятьсот лет, как вымерли, можно не беспокоиться.
— Хорошо. При ночной атаке, да еще если использовать моро с кокаином, то есть оружие врага, спишут на глюки. Возможна ли утечка?
Полковник отчаянно замотал головой.
— Множителей на весь мир десяток. Они легко выявляются и обычно легко вербуются, ибо нуждаются контроле и поддержке.
Генерал откинулся в кресле.
— Хорошо. Тогда Абрамов и Вовкодав в резерве, а Панибудьласка в составе ограниченного контингента императорских аллегеви готовится к вводу в Икарию… или иное место, которое будет указано. Питание — в профессорской столовой, двойной паек. — Генерал перебросил Дмитрию щедрую пачку талонов с лиловой печатью. — Если мало будет — там шведский стол есть. Но с контролем коэффициента переоборачиваемости, плоских персиков ни-ни, не думать!
Дмитрий благодарно спрятал талоны.
Гости удалились. Тимон с наслаждением выпил стакан сока, забыв лед и подсластитель добавить; в другое время от сока зеленой кокколобы, прописанной ему, чтоб не засыпал от усталости, его бы стошнило, но нынче вкусовые ощущения у генерала отключились.
Кнопки он трогать не стал. Подошел к стене, вынул из часового кармашка позеленевшую монету, выступал на панели что-то вроде первых тактов ре-минорной токкаты, стал ждать. И дождался.
Прямо из стены вышел человечек ростом едва ли в полтора аршина, не поздоровался, важно прошествовал к столу и забрался в кресло.
— Здорово, умник.
Генерал на «умника» не обиделся. Говорить с этим чудом природы — или даже не природы, вообще непонятно с чем и с кем — приходилось на том языке, который человечек раз и навсегда выбрал.
— Здорово, Шубин. Как дела?
— Вежливый выискался… Ладно, хуже бывало. Чего звал? Я своих выпасал.
— Опять лягушек? Пиявок?
— Темнота! Пиявок в июле строгий запрет — распложается она! А какая лягушка в июле, когда сушь такая? К августу на них лов пойдет, а сейчас только в тело входят. Лучше в октябре. Ох, жирна тогда лягушка — хоть к царскому столу!