Против князя Владимира. Дилогия
Шрифт:
Варяжко заматерел - иной раз, глядя в посеребряное зеркало, не узнавал себя. Ушла юношеская легкость, стал дороднее, солиднее. Да и выглядел старше - на все тридцать, а ведь ему нет и четверти века! Особенно старила окладистая борода, иногда приходила мысль сбрить ее, но передумывал - положение обязывает! Окружающие люди принимали его с уважением как к зрелому мужу, без еще недавнего снисхождения к юному возрасту. Домочадцы тоже менялись - жены налились женской статью, даже Румяна заметно пополнела. А дети росли на глазах - Лане, старшей дочери, исполнилось семь лет, а вытянулась почти вровень с Румяной. Да и Нежана с Деяном стали самостоятельнее,
Вместе с покоем вернулось и прежнее вожделение к Радмиле. В горячке нахлынувших дел оно не то что забылось, а как-то усмирилось, не довлело так властно, до умопомрачения. Сейчас вновь задумался над тем, как ее вернуть, но не давая повод обвинению в блуде и измене своему слову. После немалых раздумий пришел к мысли выкупить любовницу у мужа - подобная сделка иногда совершалась по нужде. Но брать Радмилу в жены не хотел - кроме плотской тяги, других чувств к ней не испытывал, собирался взять наложницей и поселить в купленном для нее доме. С таким намерением отправился к купцу Мировиду, застал его за столом ужинающим вместе с двумя женами и чадами. Принял приглашение к столу, после застолья перешел с ним в гостиную.
Разговор не заладился сразу, на прямое, без экивоков, предложение Варяжко продать ему жену, купец возмущенно отказал:
– Ни в жисть! Она не скотина, а я не нищета какая, сам могу купить кого хочу! Хотя ты теперь важный муж, но и на тебя найду управу, так что уходи подобру-поздорову.
Ответил Варяжко самым благожелательным тоном, только его потемневшие от злости глаза не сулили ничего подобного:
– Ты не спеши, Мировид, с ответом. Я к тебе добром, зла не желаю, но судьба может обернуться по разному - может торговля порушиться или товар сгорит, тать на пути подстережет и жизни лишит. Да мало ли что случается, от всего не убережешься. А так добрые люди помогут и все обойдется.
После почти не завуалированной угрозы влиятельного соперника, померявшись с ним взглядом, купец поддался:
– И что хочет добрый человек, за какую мзду?
– Две гривны, как за доброго коня!
– Всего две гривны? Да за холопа больше нужно отдать! Пять! Такая горячая баба меньше не стоит!
– Три! Поистрепалась за годы, товар не в лучшем виде.
– Четыре! Баба в самом соку, а ты поистрепалась!
– Даю три с половиной, больше ни гроша!
– Ладно, согласен. Цени мою доброту - от себя отрываю!
Вот так, после недолгого торга, Варяжко честно обзавелся наложницей для телесных утех. Купил для нее небольшой, но справный дом у реки, там и зажил, пока не утешил страсть после долгого перерыва. Сама Радмила к перемене хозяина ее тела отнеслась довольно смиренно, отрабатывала усердно к обоюдной радости. После чередовал - одну ночь в своих хоромах, другую у наложницы, отдавая дань сердцу - с Румяной, и плоти - с Радмилой. И странно, душа не разрывалась между ними, даже находила гармонию в таком разнообразии. А те довольствовались подобным раскладом, по крайней мере открыто не высказывались против. Люди же вокруг судачили о личной жизни посадника, впрочем не осуждая его - подумаешь, эка невидаль, зато все довольны!
Глава 5
В самый разгар лета 985 года, когда от палящего зноя пересыхали реки, от князя Владимира прибыл с грамотой
Так сложилось, что Новгород оказался если не виновным, то причастным к случившимся бедам, его проклинали жены и матери пропавших воев, весь народ, переживший страшное лихо. То, что вольной город с присоединившимися к нему землями защищал себя от княжеского войска, не стало оправданием - уж лучше он пал бы, считали они, но не довел бы до гибели всю Русь. Того же Владимира, вернувшегося в Киев с малой частью дружины, винили меньше и то в том, что не смог перебороть мятежные земли и сгубил всю рать. Ему остались верны поляне, северяне и древляне, другие колебались, выжидали - справится ли Владимир с напастями? Отбились западные племена, отошли под руку польского короля Мешко I, муром и меря взяли булгаре, а вятичи и радимичи отказались признать княжескую власть.
К следующему году Владимиру удалось набрать дружину, собрать воев из ополчения и отбить набег печенегов, подступивших к самому Киеву. Поставил заслоны на южном рубеже, хоть в какой-то мере защитил от угрозы со степей. Еще через год восстановил свою власть в центральных землях, в этом же отправился на запад. Войска у него оказалось почти вдвое меньше, чем в прошлом походе, когда он взял Червень и Перемышль, дошел до Вислы. Сейчас же завяз на волынской земле у Буга, против него встали не только вои племени, но и стоявшие тут польские отряды. Добавили трудностей еще ятвяги, сговорившиеся с королем Польши, ударили по русскому воинству с севера.
Пришлось Владимиру отступить на землю дреговичей, но враг не отставал, продолжал терзать его войско. Возникла опасность нового разгрома, который мог привести к самым худшим последствиям, вплоть до уничтожения русского государства. По-видимому, князь посчитал ситуацию настолько сложной, что пошел на крайнюю для него меру - просить помощи у ненавистного Новгорода. Отправил с грамотой ближнего своего боярина и наказал ему любым путем уговорить северный народ скорее идти с войском на подмогу. Тот шел на струге самым скорым ходом от рассвета до заката солнца, останавливаясь только на ночлег, его люди выбились из сил, но через две недели добрались к северному городу.
В обычный будний день, когда Варяжко у себя в управе разбирался с текущими делами, к нему прибыл посыльный от главы совета и передал наказ немедленно приехать в детинец - дело спешное, дорог каждый час. Ломал голову по пути - что же такое случилось, коль обычно неторопливый Велимудр так обеспокоился. Застал в приемной палате почти всех мужей совета, с ними еще тысяцкого Любима и незнакомого воина зрелого возраста, заметил еще по его лицу и всей фигуре все признаки предельной усталости - у самого такое бывало. Едва молодой посадник, поприветствовав всех, уселся на лавку, Велимудр тут же начал речь - наверное, дожидался именно его: