Против князя Владимира. Дилогия
Шрифт:
В самом начале зимы отдал замуж Ладу за сына новгородского плотника-ладейщика. Еще летом, перед походом, отвадил девушку от себя - приелась, ее юное тело уже не влекло, как в первое время, а навязчивость, с которой она домогалась его любви и внимания, вызывала все нарастающее раздражение. Выдержал море девичьих слез, слова обиды, но заявил твердо:
– Ты не люба мне, Лада, жить с тобой как муж и жена не стану. Ищи своего суженного, дам тебе богатое приданое, помогу в чем будет нужда. В том мое слово, о другом речи не будет.
За то время, пока Варяжко не было дома, девушка утешилась от неразделенной любви и с
Не зря говорят в народе - свято место пусто не бывает, то же случилось и с Варяжко. Не успел избавиться от Лады, как запал на молодку, младшую жену именитого купца. На одном из званых вечеров, на которые важные мужи города приглашали старших командиров вернувшегося со славой войска, с первого взгляда увлекся хозяйкой хором. Внешне не примечательная, в меру дородная, да и красотой особой не отличалась, но что-то в ней притягивало каким-то женским магнетизмом, вызывало в молодом муже сводящее с ума вожделение - желал ее прямо сейчас, невзирая на окружающих. А ее волоокие очи с лукаво манящей искринкой звали в бездну всепоглощающей страсти.
В прошлом, еще в теле Мезенцева, довелось встречаться с такой женщиной, ненасытной и страстной - она буквально иссушила его, выпила жизнь до последней капельки. Сам уйти от нее не мог, не в силах отказаться от безумного наслаждения. А потом, когда та внезапно, не прощаясь, покинула его, долго отходил от наваждения, она снилась ему ночами сладким кошмаром. Сейчас происходило что-то подобное и опять он терял разум от вожделения, только немалым усилием воли справлялся с собой, не подавал другим виду. Но с того вечера потерял покой, думал лишь о том, как снять любовное наваждение. Попытки ублажить взыгравшуюся плоть с женами не дали успокоения, пошел даже на пару авантюр с не очень строгими вдовицами, но не мог забыть колдовские очи и вожделенное тело.
Не в силах больше бороться с собой, махнул рукой - будь что будет, даже если придется умирать от сладких мук. Как-то под вечер подкараулил чаровницу у ее хором. Заступил путь спешащей в дом молодке, в ответ на ее недоуменный взгляд завел речь мягким голосом, стараясь не пугать напрасно:
– Здрав будь, Радмила. Я Варяжко, тысяцкий, недавно, в день Марены, гостевал у вас.
Дождался ответа, произнесенного тихим, волнующим молодца, голосом: - Здрав будь, Варяжко. Помню, ты еще с другими ратными мужами пришел, - продолжил, сдерживая прорывающийся трепет:
– Не хочу тревожить твой покой, Радмила, но не могу скрыть - запала ты мне в сердце, свет не мил без тебя. Прошу не гневаться на меня, но я старался перебороть неразумное чувство и не досаждать, но то оказалось сильнее меня. Если противен тебе - дай знать, уйду, пусть и разорву себе сердце.
Шли мгновения, Варяжко затаил
– Не противен. Но речь твоя смущает, я не могу слушать более такого. Прощай, мне надо идти.
Не стал удерживать, отступил в сторону, только высказал умоляюще: - Буду ждать тебя завтра на закате у спуска к пристани. Если сможешь, то приди хоть ненадолго. Макошью прошу, приходи - нет мне жизни без тебя!
Радмила пришла, только опоздала на добрый час, когда уже давно стемнело.. Варяжко отчаялся, потерял надежду, но все продолжал стоять, когда увидел в лунном свете приближающуюся женскую фигуру. Побежал навстречу, обнял и стал целовать прохладные от мороза губы, не давая и слова сказать зазнобе. А потом взял ее на руки и, прижимая к своей груди, понес вниз, к пристани. Здесь стояла караулка - небольшая будка для дежурного поста, на зиму она стояла закрытой. Варяжко загодя принес сюда переносную печь - когда-то сам ее изготовил для походных условий, растопил ее, так что будка прогрелась достаточно, чтобы не мерзнуть. Почти в полной темноте, лишь в отблесках от огня горящих дров, снял с молодки кожух, пуховый платок и сапожки, уложил на лавку и вновь принялся целовать - губы, уши, шею.
Женщина не сопротивлялась, по ее участившемуся и бурному дыханию было понятно, что она сама завелась, желает близости, может быть, не меньше Варяжко. Не медля ни мгновения, снял с нее остальную одежду - теплую свиту, под ней юбку-поневу и, наконец, рубашку, приник губами к обнаженному телу. Немного расплывшееся от родов, оно еще хранило природную упругость, а высокие груди сами просились на ласки. Варяжко касался бережно, едва дотрагиваясь губами и пальцами, в какой-то момент молодка не выдержала, застонала и прижала с силой к себе, содрогаясь в конвульсиях. После раскинулась безвольно, но когда молодой муж вошел в нее, вновь вцепилась в него и не отпускала, только выла, зажав губы. Как и предполагал с первой встречи, она не могла насытиться, раз за разом продолжая наслаждение. Варяжко уже выбился из сил, а она все еще хотела близости, сама принялась колдовать с его мужским органом, вновь поднимая на нелегкий труд.
Длился любовный марафон не один час, Варяжко уже потерял счет времени. Лежал бревном, без каких-либо чувств, оставалось только слабое удивление - сколько же у Радмилы страсти и сил, никак не может остановиться! Всему когда-то наступает конец - издав последний вопль, женщина упала на него и затихла, еще какое-то время мелкие судороги сотрясали напряженное тело, а после она размякла и как будто потеряла сознание - даже дышать перестала.. Через какое-то время пришла в себя, зашевелилась и прошептала слабым голосом: - Как хорошо мне, Варяжко, у меня такого никогда не было…
Уже позже, когда проводил едва держащуюся на ногах молодку до ее хором, с запозданием, у самых ворот, поинтересовался: - Тебя не хватятся дома? И где твой муж?
Та спокойным тоном, без тени беспокойства, ответила: - Не хватятся. Муж дома, он знает, что я пошла к тебе.
Оторопел от последних слов, а потом недоуменно переспросил: - Как знает? Ты ему рассказала? И что же он?
– Да, знает, я не скрывала от него. Не бойся, Варяжко, ничего тебе не будет. Он сам не против, что я с кем-то… Сил у него на меня нет, но и в воле не отказывает, потакает - люба я ему, даже такая.