Против князя Владимира. Дилогия
Шрифт:
На себе ощутил мудрость - не взлетай высоко, больно падать будет. В первое время не находил себе места, куда-то все рвался, как привык за долгие годы во власти, а потом осознавал с тоской и обидой - спешить-то некуда, никому он сейчас не нужен. Сидел дома день за днем, никого не хотел видеть, да и осмыслить нужно было происшедшее. Вроде предпринимал все возможное в его силах, не жалел ни себя, ни других ради дела, а оказалось - люди не оценили его старания. Передумал многое, вспоминал и анализировал достигнутое им и упущения, в конце концов пришел к простому выводу - он поспешил, пытался перегнать время, изменить людей, а они не приняли перемен, не созрели для них. Понял еще - не надо рвать жилы, живи для себя и своей семьи, а что больше - лишь по надобности. С тем и пришел к миру с собой, занялся работами по
В семье же не многое поменялось - жены все также возились с малышами, старшие дети взрослели, у них появились свои заботы и забавы, часами пропадали на улице. Собирались вместе вечером, за общим столом обсуждали случившееся за день, делились слухами, своими мыслями, какими-то планами и заботами. Варяжко иногда поражался, открывая для себя новые грани в родных ему людях - прежде у него просто не находилось времени вот так, спокойно и неспешно, сидеть и вести с ними разговоры, заниматься общими делами и хлопотами. Даже малыши порой удивляли - от того же Тихомира или крохи Душицы слышал слова, которые были бы уместны намного старшим детям. О случившейся отставке главы семейства все, конечно, знали, но речи о том никто не заводил, ни слова укора или жалости - как будто ничего и не случилось. Но по тому вниманию и заботе, которые они без слов оказывали ему, Варяжко чувствовал их переживание, от того становилось и легче, и в то же время сложней - его проблемы сказывались и на родных, как бы ни старался уберечь от них.
Шло время, постепенно уходила горечь обиды, да и надо было заняться хлебом насущным. Хотя семья нужды не испытывала - прежних сбережений хватало, но сидеть без важного дела не мог, вновь появившийся внутри зуд не давал покоя. Открывать какое-либо предприятие в городе не испытывал желания, подспудно чувствовал в себе пробуждение какой-то силы, которая звала туда, где он бывал не раз - на Урал. Получил в управе - не без труда, пришлось отдать немалую мзду, - грамоту с разрешением экспедиции за свой счет и открытие промысла в той стороне. После бросил клич желающим пойти с ним в горы - отозвались прежние помощники и соратники, ставшие для новой власти ненужными. Набралось их три с лишним сотни - вдвое больше, чем планировал для начала Варяжко, но никому не отказал. Всей дружной ватагой собрали за зиму нужное для похода и основания прииска, ранней весной - лишь только сошел лед на реке, - отправились на пяти ушкуях и двух грузовых ладьях в дальний путь.
Дважды на Волжском пути их пытались остановить - раз на волоке какая-то залетная шайка, во-второй уже на Двине и ворог встретился куда серьезнее - на десяти поморских судах. Отбились без особых потерь - сказались прежняя выучка и боевой опыт, но радости от того было мало. Даже по этим событиям следовал вывод - пришедшие к власти мужи не утруждали себя заботой об обороне рубежей, свертывали воинские части, стоявшие на них. Оставалось Варяжко и его людям лишь горько вздохнуть и идти дальше настороже, в любой момент ожидая нападения. Худо-бедно, но дошли до Чусовой, а там, с опасной проходя камни, миновали приметную скалу на правом берегу.
– Я вернулся, хозяин горы, - обратился в мыслях к обитавшему в ней духу, через долгую минуту услышал ответ: - Добро пожаловать, пришелец. Земля готова принять тебя, пользуйся ею бережно и она воздаст тебе щедро.
После, на ночной стоянке, проверил способность видения недр - в тот же миг, как пожелал, увидел в серой дымке, словно на экране тепловизора, темную массу тверди, пласты какой-то породы с вкраплениями различных оттенков - от почти черного до серебристого. Различал и живую плоть: - корни деревьев, даже травинок, стоило мысленно приглядеться к ним, жучков и червячков под ними. Настолько контрастного зрелища Варяжко не видел даже в первый раз, в пещере духа - не только общим фоном, но и каждый отросток или крапинку, да еще в цвете. В чем природа подобного видения - мог только гадать, но оно превосходило то, с чем раньше, еще в прошлой жизни, ему приходилось обращаться. Ни тепловое, ни рентгеновское излучение даже близко не могли сравниться с ним, объяснение напрашивалось чем-то сверхъестественным, непостижимым человеческому разуму.
В последующем не раз прибегал к открывшемуся дару и он не отказывал, так шел к месту назначения воочию, не только
Работали до самых холодов, напоследок привели в прежнее состояние участок разработки - закопали шурфы, разровняли отвалы, восстановили дерн. О том велел Варяжко, следуя наставлению духа - не навредить природе. А потом возблагодарили дарами мать-землю и отправились в обратный путь, увозя с собой богатую добычу - десяток ларей с уложенными россыпью и в отдельных мешочках драгоценными камнями. Их ценность трудно было определить, но даже в необработанном виде они тянули на несколько тысяч гривен. Варяжко же намеревался отдать в огранку, а уж потом пустить в продажу - на том выигрывал едва ли не вдвое больше. Его люди согласились на такой расклад и подождать до полного расчета, пока же, в счет будущей оплаты, взяли приглянувшиеся им самоцветы - на подарки женам и дочерям. Условились еще пойти следующим годом на пермяцкую землю - теперь за алмазами, в том дали согласие все до единого. Не потребовалось лишних слов и уговоров - люди готовы были пойти за Варяжко куда угодно.
Вернулись в Новгород поздней осенью, когда по утрам стало подмораживать, у берегов образовался первый лед. Поставили суда на прикол, после разошлись по домам, только с Варяжко остались десяток прежних бойцов охранять ценный груз. Так в их сопровождении прибыл в свои хоромы, отдался радости встречи с родными. За полгода с небольшим соскучился по ним, особенно детям - обнимал и целовал, а те отвечали своей лаской. Самый младший - Кресслав, сначала дичился, не признав заросшего родителя, после пошел на слабых еще ножках к нему на руки. Залюбовался старшей дочерью, Ланой - выросла красавицей, стала совсем уже взрослой девицей.
– Да ее уж пора замуж готовить, - пришла в голову мысль, - вот время летит: - вчера еще бегала с младшими взапуски, а сейчас идет как пава - парням на загляденье!
В тот день наговорился больше за минувшие полгода - рассказывал о походе, отвечал на бесконечные вопросы, сам расспрашивал о происшедшем в доме и городе. С Ланой угадал, уже приходили сватать ее, но с ответом оставили до возвращения отца. На вопрос - Кто жених?
– дочь зарделась от смущения, после промолвила тихо: - Ростих, он живет неподалеку, его отец купец Стоян.
Вспомнил того купца - не сказать, что знатный, да и род не велик, но отказывать из-за того не стал, лишь спросил: - Тебе он по нраву?
– в ответ дочь кивнула согласно, после произнесла: - Да, батюшка.
– Хорошо, доченька, будет по твоему, пусть шлет сватов, - к заметной радости дочери высказался Варяжко, только подумал с грустью: - Куда же ты торопишься, Лана, ведь не медом намазана женская доля, да еще в чужой семье!
Из городских новостей можно было понять, что совет господ практически свернул прежние начинания Варяжко. По его распоряжению вернулась экспедиция с Белого моря, бросив все построенное за два года. Остановили освоение новых земель, а на тех, что уже присоединили, ввели дань на местные племена. Упразднили большую часть управ, оставили только те, что были до реформ Варяжко. Даже подушевую подать признали слишком мудреной, опять принялись считать по дворам. С войском тоже решили сэкономить, урезали расходы на него вдвое. Как и следовало ожидать, все службы, что прежде работали более-менее нормально, стали разваливаться. Даже грязи на улицах стало больше - некому и не на что было их убирать. С теми же пожарами управлялись хуже, оставшаяся одна на весь город пожарная бригада не успевала вовремя приехать. А с защитой рубежей обстояло вовсе неладно - шайки с других земель разбойничали как у себя дома.