Против князя Владимира. Дилогия
Шрифт:
Среди народа пошли разговоры: - стоило ли снимать правителя, пусть и допустившего какие-то грехи, коль при новой, а по сути старой, власти становилось все хуже. Но они пока оставались досужими домыслами и слухами, не вызвали еще того всеобщего возмущения, которое реально могло повлиять на существующий клановый расклад. Знать родов продолжала править так, как могла, может быть, не злому умыслу, а по своему разумению. И должно было произойти нечто особое, жизненно важное для каждого - от важного мужа до последнего смерда, чтобы в корне поменять порочный уклад. А тем временем жизнь продолжалась, со своими хлопотами и заботами. Для Варяжко наступила своя горячая пора - искал мастеров-огранщиков, договаривался с ними, а потом малыми партиями,
Одновременно с реализацией ценной добычи Варяжко вместе со своими людьми готовился к новому походу. Прознав о том, к нему шел вал желавших испытать удачу - сперва он отказывал им, прежнего состава вполне хватало. Но после надумал не ограничиваться разовой экспедиции, а организовать в той стороне постоянный промысел. Пришлось снова обратиться к властям, выкупать солидную территорию в Прикамье и на Чусовой. Те вначале отказали, лишь под обязательство отдать солидную часть добычи им (причем конкретным чинам, а не казне) согласились выдать концессию на разработку недр. С того дня назначенные им люди нанимали всех, готовых поехать работником на долгий срок - от года и больше, таких набралось почти тысячу.
И вот такой немалой гурьбой вышли весной из Новгорода и почти без помех - разбойный люд, завидев почти три десятка судов, побоялся напасть, расходился почтительно по сторонам, - через два месяца достигли нужного места на Каме. Здесь, в устье реки Ирень, поставили поселок с прииском и приступили к добыче алмазов, топазов и других ценных камней. Вслед за первым прииском поставили второй, затем третий на реке Койва, притоке Чусовой, до осени с них получили как партию алмазов, так и золота. С продукцией из всех трех приисков Варяжко вернулся к началу зимы в Новгород, после раздачи мзды официально оформил компанию по добыче и продаже драгоценных камней и золота с долевым участием казны. Потом набрал мастеров и работников в собственные ювелирные мастерские и лавки, приступил к обработке и продаже ценного материала и украшений из него.
Казалось, все наладилось - есть дело, приносящее немалый доход, дома тоже порядок - дети ухожены, жены довольны, Преслава уже вторым дитем в тягости, с Милавой примирился. Разве что Радмила ушла к старому мужу, когда Варяжко дал волю - хочешь, оставайся, но можешь и уйти - держать не стану. Он уже не испытывал нужду в любовнице - захаживал к ней изредка, больше по привычке. Как и вообще особой тяги к женской ласке - хватало раза или два в неделю, а не как раньше - в день столько же, а то и больше. Что-то надломилось в нем после смерти Румяны - прошло уже три года, а из сердца не уходит, даже чудится иной раз, что она рядом. Как будто слышит ее голос - оглянется, но нет, сердце же бьется в груди, как вольная птица в клетке, рвется к ненаглядной. Долго отходил после таких наваждений, благо, что случались они не часто, и то не дома, а вдали от него, как будто напоминая о родной стороне.
Зимой, в канун нового, 995 года, судьба вновь призвала Варяжко к служению народу - пришла на землю новгородскую беда моровая, прежде никогда не виданная, погубившая многих, в самом Новгороде - почти каждого второго. Те эпидемии, что свирепствовали в Европе, обходили северные земли - сама природа боролась со всякой заразой, да и люди за чистотой больше следили. Но в этот раз мор не миновал, пришел в Новгород с поморскими гостями. За считанные дни он распространился по всему городу, после перешел на окрестные земли. Люди слабели на глазах, сгорали в жару, кашель выворачивал их наизнанку, а потом в беспамятстве уходили в мир Нави. Никто не понимал - откуда беда и как с ней справиться, страх и паника вошли
Варяжко вначале не придал значения болезни, когда дети, игравшие на улице, к вечеру слегли от недомогания. Посчитал обычной простудой, дал меду и настойку ромашки, велел укрыть потеплее, чтобы пропотели за ночь. К утру же стало только хуже - поднялся жар, дети дышали с трудом и плакали от боли в голове. Остался дома, хотя дела требовали быть на службе, предпринял все, что мог - холодные компрессы, теплое питье, лечебные отвары и настойки, - но двоих малышей, самых младших - Душицу и Креслава, не удалось спасти. Предаваться горю не позволил недуг уже всей семьи, только он один остался на ногах - так и метался между родными, испытывавшим муки. Выходил их, через день-два уже пошли на поправку, лишь тогда, обняв два маленьких тельца, отправился на огневище с кродом (погребальным костром) предать их огню. И тогда увидел страшную картину - люди несли покойников со всех сторон, многие хрипели и кашляли, едва переставляя ноги.
Встал, пораженный массовой гибелью - с такой, как сейчас, ему еще не доводилось встречаться. На войне смерть в какой-то мере привычна, но так, среди мирных людей - не мог даже представить.
– Это же эпидемия, - пронеслась в догадке мысль, - неужели от гриппа? Но ведь от него не должно быть столько жертв, как от чумы или холеры, наверное, что-то другое. Похоже на “испанку”, упаси, господи! Но чтобы ни было, надо помочь людям, нельзя их оставить в беде. Ведь они не понимают - что же за напасть случилась и как от нее спастись?
– с этими думами Варяжко направился к огневищу, неся в последний путь своих малышей.
Глава 11
Справил тризну дома с едва ставшими на ноги Милавой и Преславой - помянули с грустью, но без слез и стенаний упокоившихся детей, лишь просили Белбога принять безвинные души в Ирий - рай небесный. У славян в это время - до введения христианства, - смерть родных людей не воспринималась скорбью, напротив, считали ее милостью богов, возносившим души в чертоги небесные. Поэтому тризну проводили как праздник - с щедрым застольем, плясками и песнями. Варяжко же не мог принять такой обычай, расценивал его в отношении своих близких - как прежде с Румяной, так и сейчас, с малышами, - кощунством, провел поминки как желал. Жены же послушно следовали воле мужа, хотя и не понимали - зачем печалиться, ведь детям там, в небесах, будет лучше.
Ирий - рай небесный []
Ирий - рай небесный
После, не медля ни часа, отправился в городскую управу предлагать свою помощь справиться с пришедшей бедой. Но там никого не застал, даже сторожа не оказалось - похоже, что мор напугал всех служивых мужей - от посадника до тиуна. Долго не раздумывал, направил коня через Волхов в Неревское гнездо - здесь, за окраиной города, располагался в казармах Новгородский полк. Прошел через ворота, попросил дежурного на посту проводить к командиру полка. Воин из ветеранов признал бывшего правителя и командующего, оставив у ворот своего помощника, сам провел гостя в полковую канцелярию. Доложил о нем находившемуся здесь воинскому чину - незнакомому Варяжко, хотя прежде знал всех, вплоть до командиров взводов - по-видимому, назначили уже после его отставки.
Представился, когда старший служивый посмотрел на него вопросительно: - Я Варяжко, добытчик каменьев, - после заявил тому: - Мне нужен командир полка по важному делу.
– Командира нет - занемог, я за него, - последовал ответ служивого, немного помолчав, назвал себя: - Сотник Хотен, - и спросил: - Что за дело?
– В городе мор. Надо поднимать полк и вести на помощь людям.
Сотник посмотрел на Варяжко недоуменно, переспросил еще: - На помощь? И чем же воины могут помочь - они же не лекари!