Против князя Владимира. Книга первая. За Новгород
Шрифт:
Перевел дух у своих ворот и постучал. Через минуту услышал шаги, вскоре открылась калитка, в нее выглянула жена. Обнял ее осторожно, она сама прижалась к нему, упираясь выступившим вперед животом и заплакала. Осушил губами слезы, приговаривая: — Все хорошо, Милава, теперь буду с тобой, никуда не уеду.
Жена улыбнулась мягко, а потом увидела стоящую рядом Ладу. Вскинула от неожиданности руки, после шагнула к сестренке, промолвив: — Ладушка, девочка моя маленькая, как же ты здесь оказалась? — и обняла ее.
Та ответила серьезным тоном: — Я уже большая девочка, мне так Варяжко сказал. Буду тебе помогать, Милава,
— Хорошо, Ладушка, ты уже большая, помощница моя! Пойдемте в дом, а то застудитесь.
— Какая изба большая, больше чем у купца нашего, Возгаря!
— Это не изба, Ладушка, а хоромы, теперь будешь жить в них с нами, — пояснила Милава сестренке, держа одной рукой ту за ладошку, а второй опираясь на мужа.
Так втроем зашли на кухню, хозяйка стала наскоро готовить ужин. Между делом успевала говорить: — Варяжко, а я вчера видела тебя во сне, как сейчас — ты обнимаешь меня, говоришь о чем-то ласково, только не расслышала — о чем. Сегодня весь день места себе не нахожу, все жду — когда же ты придешь. Видишь, сон мой вещий, почуяла тебя уже издали! Только о Ладушке не знала. Хорошо, что ты ее привез — эта болтушка будет мне отрадой, если только не замучает расспросами!
О себе же сказала: — Ой, Варяжко, у меня живот опустился и тянет там. Бабы говорят — скоро рожать мне. А сегодня, когда ждала тебя, как будто началось, но немного погодя перестало. Видела еще Любаву — та тоже на сносях, поди скоро родит! — взглянула на прислушивавшуюся к разговору Ладу, после все же не утерпела и добавила: — А Ждан вокруг нее вьется — видела, как он обхаживал ее, усаживая в возок. Даже не поехал, как обычно, за товаром — караулит ее до родов. Как будто не знает — его ли дите!
Не стала все же упоминать, кого она считает отцом будущего дитя у соседки, только поджала губы. Варяжко беременность Любавы особо не беспокоила, как будто он ни причем. Коль соседям его сочувствие не нужно, то и он влезать к ним не будет — с такой мыслью он оставил какую-либо заботу о своей кровинушке в чужой семье. Да и со временем остыл от влечения к Любаве, при встрече разговаривал с ней как с доброй знакомой, не более. Так что незатихающую ревность Милавы воспринимал не стоящей серьезного внимания, без повода с его стороны. Сейчас также пропустил последние слова жены мимо ушей, высказался о ней самой:
— Знаешь, Милава, съезжу завтра в Людин. Есть там повитуха знатная — бабка Зорица, ее все расхваливают. Пусть посмотрит — все ли у тебя ладно. Ты согласна?
Утром следующего дня поехал на гнедом по льду Волхова в детинец — там, в храме богов, передал слова и грамоту Ярополка одному из старейшин города и, не задерживаясь, отправился к повитухе. Она проживала на самом краю гнезда — поплутал, пока нашел ее избу. С виду Зорицу можно было принять за бабу Ягу — согбенная, с седыми космами, разве что глаза смотрели молодо, да двигалась еще споро. Выслушала юношу, расспросила — как проходит беременность, на что жалуется, взяла задаток и пообещала прийти вскорости. Слово сдержала — пришла перед обедом, осмотрела и прощупала роженицу. После объявила, что плод пойдет с часу на час, останется ждать здесь.
Пообедала вместе со всеми, потом велела готовить баню, там будет принимать роды — они считались грязными, вносящими порчу в дом. Варяжко в этот день на торг или еще куда-то не пошел — остался помочь Милаве. Растопил
Будущий отец не мог усидеть на месте — соскакивал, метался по дому, выходил во двор. Иной раз не выдерживал — подходил к бане, прислушивался к идущему оттуда шуму — плачу и стонам жены, успокаивающему или строгому говору бабки, требующей что-то от роженицы. Слушал минуту-другую и уходил — не было мочи терпеть переносимые Милавой муки. Она рожала трудно, час за часом — Варяжко испереживался за нее, боясь самого худшего. Закончилось уже затемно, звезды появились на вечернем небосводе, когда услышал крик новорожденного. Подбежал к двери, слушал и ждал с нетерпением, пока его призовут. После же едва не бросился к лежащей без сил жене, спросил с состраданием: — Милава, как ты?
Та, вся заплаканная, с измученным лицом, проговорила, улыбаясь через силу: — Хорошо, Варяжко. У нас дочь, посмотри на нее — красивая!
Только сейчас новоиспеченный отец заметил лежащую под боком Милавы спеленатую малютку. Она лежала с закрытыми глазами и зевала, ярко-красное лицо сморщилось в складках — о будущей красоте сейчас никак невозможно было судить. Поддакнул жене: — Конечно, милая — она у нас красавица!
Долго видеться с женой и дочерью повитуха не дала, стала выпроваживать: — Иди, иди, молодец, дай бабе отдохнуть. Завтра переведешь их в избу — тогда любуйся, сколько хочешь. А я побуду здесь до утра — надо еще прибрать послед и вправлять нутро. Но то дело бабье, тебе ни к чему — все, иди.
Милава еще неделю лежала в постели — уже в покоях, пока не набралась сил. На то время Варяжко оставался дома, принял домашние хлопоты на себя. Нанял молодицу, у которой имелся свой грудной ребенок, та приходила на день, кормила грудью Лану — так захотела назвать дочь Милава, готовила обед. В остальное время за ребенком следил Варяжко — менял пеленки, поил сцеженным кормилицей молоком, качал на руках, пока малышка не засыпала. Когда у Милавы появилось свое молоко, она сама уже кормила ее, так и засыпала — с Ланой у груди. Посильную работу выполняла Ладушка — ухаживала за сестрой, качала люльку с дитем, пела колыбельную. После Милава взяла на себя все заботы по дому, Варяжко занялся своими делами.
Собственно, он сейчас остался без службы — прежняя, у боярина Истислава, закончилась с его гибелью, а новую князь не поручил. Собственное дело — с детским аттракционом, — тоже встало, закрыл на зиму. Так что ничем срочным Варяжко не был занят, но жить праздно до весны не захотел — задумался над новыми проектами, в чем мог бы преуспеть. Мысли о них у него появились еще осенью, но из-за случившихся тогда происшествий стало не до них. Таких проектов он выбрал несколько, по разным путям — от одежды и домашней утвари до оружия и защитного снаряжения, сейчас решал — каким же именно заняться первым. После серьезных раздумий остановился на пиле-ножовке и самом простейшем механизме для распиливания бревен на доски.