Против правил
Шрифт:
– Кэтрин? – хрипло позвал он.
– Я здесь, – тут же отозвалась она и, вскочив со стула, взяла его за руку, крепко переплетясь с ним пальцами.
Рул впился в нее слегка мутноватым напряженным взглядом:
– Не уходи.
– Ну что ты, конечно, нет. Я ведь обещала, что останусь, помнишь?
Он облегченно выдохнул и расслабился, снова смежив веки. Медсестра нахмурилась и, склонившись к нему, спросила:
– Мистер Джексон, вам известно, где вы находитесь?
– В вашей чертовой больнице, – проворчал тот.
Медсестра, пухленькая брюнетка с выразительными карими глазами, сочувственно улыбнулась
– Каждый час кто-то из персонала будет заходить к вам, чтобы убедиться, что больной просто спит, а не впал в кому. Это, безусловно, лишь обычные меры предосторожности, но всегда лучше подстраховаться.
– Не говорите так, будто меня тут нет, – недовольно пробурчал Рул.
Медсестра снова многозначительно взглянула на Кэтрин, а та закатила глаза к потолку. Затем сжала пальцы Рула и мягко пожурила:
– Веди себя прилично. Ворчанием делу не поможешь.
По-прежнему не размыкая век, Рул поднес к лицу ее ладонь и потерся щекой.
– Только ради тебя, – уступил он. – Знаешь, нелегко улыбаться, когда голова вот-вот взорвется от боли.
И Рул оставался верен своему слову: вел себя безупречно и был до смешного послушен. Однако медсестры быстро смекнули, что стоило Кэт отойти, как пациент тут же наотрез отказывался сотрудничать, игнорируя любые их просьбы. Рул требовал, чтобы она постоянно находилась рядом, и после пары неудачных попыток его образумить Кэтрин смирилась с этим, как и персонал больницы. Хотя и понимала, что Рул без стеснения пользуется своим состоянием, чтобы держать ее подле себя. Но подобные уловки ее, скорее, не раздражали, а переполняли мучительной нежностью, давая новые силы ухаживать за любимым.
Где-то во второй половине дня громкое бурчание в животе напомнило Кэт о том, что она оказалась здесь без денег, косметики, смены белья и даже расчески. За съеденный утром сэндвич заплатил Льюис, и теперь она рисковала заполучить голодный обморок, о чем и предупреждал пустой желудок. Кэт аккуратно накормила Рула с ложечки мясным желе. От горохового пюре тот наотрез отказался, и, попробовав его сама, Кэт поняла почему: какой бы голодной она ни была, есть это и впрямь не хотелось. Протертый горох никогда не входил в число ее любимых блюд, и Рул, похоже, целиком разделял полнейшее безразличие к данному пункту меню.
Сейчас, слегка придя в себя, он уже начал обращать внимание на то, что творится вокруг. Наблюдая сквозь ресницы за стараниями скривившейся Кэт проглотить пюре, он мягко предложил:
– Сходи в кафетерий и возьми себе что-нибудь перекусить. Ты ведь, наверное, проголодалась. Обещаю вести себя хорошо, пока тебя не будет.
– Ага. Слона бы съела, – призналась она и, усмехнувшись, добавила: – Но сомневаюсь, что меня накормят из одной лишь жалости к моему бледному виду. Я не захватила с собой даже расчески, не говоря уж о деньгах или смене одежды. Несясь сюда, я даже не вспомнила о кошельке, мы по-быстрому загрузили тебя и тут же взлетели.
– Позвони Льюису и скажи, что тебе нужно. К вечеру он все привезет, – приказал Рул.
– Мне неудобно просить его…
– Очень даже удобно. Это ведь твое ранчо, верно? – раздраженно заявил он. – Ладно, я сам ему позвоню. А ты пока достань из верхнего ящика тумбочки мой бумажник и сходи поешь.
Но Кэт медлила. И только после того, как лицо Рула покрыла восковая
– Хорошо, хорошо!
Уложив Рула обратно на подушки, она выдвинула ящик и достала бумажник. Потом постояла немного, глядя на него с сожалением. Ей очень не хотелось тратить деньги Рула, но почему это ее так беспокоит, она не смогла бы ответить.
– Давай, иди уже, – подтолкнул Рул, и подгоняемая голодом Кэтрин так и сделала.
Сидя в кафетерии и подкрепляясь картофельным супом, медленно пережевывая сухие крекеры, она, поддавшись искушению, раскрыла бумажник. Зачем-то виновато оглянувшись по сторонам, первым делом внимательно изучила лежащие там фотографии. На первой, очевидно, была мать Рула, которую Кэтрин совсем не знала, потому что та умерла очень рано. Слабое сходство в форме бровей и очертаниях губ – вот и все, что указывало на их кровное родство. На втором снимке стоял отец Рула, высокий и жилистый, с худеньким десятилетним мальчиком, напряженно застывшим рядом и хмуро смотревшим в камеру. Кэтрин слабо улыбнулась, узнав это неоднократно виденное ею угрюмое выражение на лице уже зрелого мужчины.
Когда же она перевернула прозрачную пластиковую вкладку-карман, ее рот непроизвольно приоткрылся. Кэт, конечно, втайне надеялась обнаружить тут и свой снимок, но представшее ее взору оказалось несколько не тем, что она ожидала увидеть. Кэтрин полагала, что у Рула могла остаться фотография, сделанная, когда она училась в старших классах средней школы или даже позже – в колледже, – но на карточке, которую хранил Рул, ее запечатлели еще первоклашкой. В то время Кэт была самой маленькой среди остальных учеников и даже еще не обзавелась полным набором коренных зубов, а потому мрачно глядела в объектив огромными темными глазенками, отчаянно впившись в нижнюю губу теми немногими зубами, что уже выросли. Откуда у него этот снимок? Ведь, когда Рул приехал на ранчо, ей уже исполнилось двенадцать или тринадцать. Точнее вспомнить не удавалось. Рул мог заполучить эту карточку, лишь полистав их семейный альбом.
Была там и еще одна фотография… Уорда Донахью. Кэтрин пару минут смотрела на лицо отца затуманенными от слез глазами, а затем продолжила свои изыскания. Помимо снимков, в бумажнике Рула хранились немногочисленные документы: водительские права, летная лицензия и медицинская страховка. Кроме этого и сорока трех долларов, там больше ничего не обнаружилось.
Слезы грозили пролиться. Четыре фотографии и три идентификационные карточки – вот и все личные бумаги Рула. Ни в одном отделении его бумажника не оказалось ни клочка бумаги, ничего, что хоть немного могло рассказать о столь наглухо закрытом человеке. Кэт вдруг поняла, что за всю свою жизнь Рул Джексон говорил «Ты мне нужна» лишь ей одной, а она едва не отвернулась от него.
Кэтрин прерывисто вздохнула. Она чуть не совершила самую ужасную ошибку в своей жизни и сейчас была почти что благодарна несчастному случаю, не позволившему ей снова сбежать и, возможно, навсегда потерять Рула. Но теперь, осознав, что любит его, Кэт собиралась побороться за сердце Рула. Сначала она решила ни о чем ему не говорить, но поздно вечером слова сами собой сорвались у нее с языка:
– Откуда ты взял мою фотографию, ту, что носишь в бумажнике?
Рул хмыкнул, усмехнувшись уголком рта: