Против ветра
Шрифт:
Я и представить себе не мог, что нам будет так хорошо. В жизни все оказывается куда лучше, чем в мечтах.
В три часа мы просим по телефону принести в номер бутылку шампанского — «Дом Периньон», 175 долларов. Она расписывается на квитанции, мальчишка-коридорный, заступивший в ночное дежурство, получает от нее щедрые чаевые, к тому же у него встает член, он даже не пытается скрыть бугорок, вздувшийся на брюках, когда она, сидя по-турецки на кровати, расписывается на чеке, накинув поверх себя простыню, которая почти ничего не скрывает, смеясь после того, как он, пятясь, выходит из номера (не сводя
Мы трахаемся еще раз, потом медленно засыпаем, ее рука нежно сжимает мне член и яички.
— Просыпайся, Уилл! — нараспев говорит она. — Кофе уже готов.
— И не собираюсь.
Не открывая глаз, я шарю рукой по кровати. Как это у человека, который и спал-то всего часа два, может быть такой веселый голос? Она отводит мою руку в сторону и сдергивает простыню.
— Ложись обратно, Мэри-Лу. Мы еще не занимались любовью сегодня утром. — Я слышу собственный голос — как у малыша, которому захотелось еще два пончика, облитых шоколадом, и который не хочет довольствоваться тем, что ему уже дали. Я хочу съесть все, все, что только есть в кондитерской.
— Ах ты, жадина! Мы с тобой уже занимались любовью в четыре утра, — напоминает она, как будто я об этом забыл.
— На улице было темно, поэтому, строго говоря, была еще ночь. Впрочем, разве тебе не все равно?
— Нет, не все равно, потому что утром у меня запланирована встреча. Рано утром.
— Ну так отмени ее.
— Рада бы, но не могу.
Я открываю глаза и приподнимаюсь, оперевшись на локоть. По тому, как она одета, я вижу, что она уже настроилась на работу.
— Ты прекрасно выглядишь. Даже когда одета.
— Спасибо. Ты тоже. Даже когда не одет. — Она присаживается на край кровати. — Но тебе пора бы уже и вставать.
— Не могу.
— Почему?
— Есть одно затруднение. — Я показываю пальцем.
Она еле-еле дотрагивается до пульсирующей головки члена ногтями, покрытыми ярко-красным лаком.
— Это несправедливо, — отвечаю я, не в силах сдержать стон.
Секунду она нежно и почти машинально поглаживает мой член, потом берет его в рот, обхватывая целиком губами. Я почти сразу кончаю, в изнеможении откидываясь на подушки, словно вытащенная на берег рыба.
— Я пока пущу воду из крана, чтобы ты принял душ, — говорит она, осторожно вытирая губы кончиком простыни.
— У меня другое предложение, получше. Я подожду тебя здесь. Делай все свои дела и приходи. А я буду ждать, раскрыв объятия.
— Не пойдет! У меня все утро забито совещаниями, затем, во время обеденного перерыва состоится симпозиум, а потом надо сломя голову мчаться домой, чтобы вкратце информировать своего старшего компаньона обо всем этом, и вот тогда на сегодня, пожалуй, все! — Она решительно сбрасывает простыни на пол. — А ну живей, малыш, живей! Ну-ка, раз, два и готово! Первым делом
Она вытаскивает меня из постели, силой ставит под душ. Регулируя кран с горячей водой, я слышу, как она говорит с кем-то по телефону. В ее голосе сквозят нетерпеливые нотки: «Чем скорее, тем лучше, о'кей? Штаны на себя натянешь, и вперед!»
Таким голосом адвокат, знающий себе цену, говорит с упрямым клиентом.
Я нежусь под душем меньше времени, чем хотелось бы, у нее куча дел, и мне приходится с этим смириться, по крайней мере до завтрака. Я надеваю новый костюм, который она мне купила вчера, модный, дорогой костюм, и мы спускаемся в лифте навстречу новому дню в нашей жизни.
— А чем тебе не подходит ресторан в отеле?
— Здесь будет лучше.
Мы едем на машине по центральной части Денвера. Она за рулем «тауруса», который мы взяли напрокат.
— Я смотрю, ты прекрасно ориентируешься.
— Я два лета подряд проходила здесь практику.
Она целеустремленно ведет машину: спина прямая, руки твердо сжимают руль.
— А что это за место, куда мы едем завтракать? Как оно называется? Где находится? — Я смотрю через окно. Райончик так себе.
— Увидишь. — Она загадочно улыбается, словно Джоконда. — Ты мне доверься. Тебе понравится. Обещаю.
Мы в самом центре испанского района, проехали уже по меньшей мере с десяток кварталов, и ни в одном из них я не видел указателя на английском языке.
— Мне казалось, у тебя сегодня день расписан по минутам.
— Я сама знаю, что мне делать, — в ее тоне проскальзывает легкое раздражение. — Поэтому сиди и не рыпайся, ладно?
— Не знаю, куда ты меня везешь, но там, наверное, подают на завтрак одни кукурузные лепешки, черт бы их побрал!
В ответ — та же самая улыбка Джоконды, которая выводит меня из себя.
— Такого завтрака у тебя никогда еще не было и не будет, иначе я верну тебе всю сумму в двойном размере.
Она ставит машину в середине квартала перед домиком, покрытым бледно-розовой штукатуркой и выкрашенным краской бирюзового оттенка, которая уже сильно облупилась. Тихая улица, вокруг только жилые дома, во всем квартале ни ресторана, ни вообще какой-нибудь коммерческой структуры.
— О'кей. За чей счет?
— Один старый друг захотел угостить тебя завтраком.
— Старый друг? Слушай, Мэри-Лу, что происходит?
Не отвечая, она вылезает из машины. Я неохотно следую ее примеру, она устраивает какой-то розыгрыш, и я не знаю, в чем тут дело. Не люблю, когда мне преподносят сюрпризы. Я уже начинаю строить догадки, а не подстроена ли вся эта история, начало которой было положено нашей случайной встречей в аэропорту?
Дверь, ведущая в дом, открывается. Выходит мужчина. Он невысокого роста, ладно скроен, судя по виду, испанского происхождения. Этакий живчик, мелькает у меня мысль. Он напоминает мне франтоватого игрока на скачках — ботинки начищены до блеска, складка на брюках остра, словно бритва. И лишь по гладко зачесанным назад седым волосам со стальным отливом видно, что ему уже за пятьдесят, так что молодым его не назовешь. Подойдя, он чопорно здоровается с Мэри-Лу за руку.