(Противо)показаны друг другу
Шрифт:
— Ага.
— А джинсы почему не натянул?
— Это оказалось непосильной задачей. Скажи спасибо, что трусы и свитер натянул. И носки еще, между прочим. Так-то я не утруждаюсь одеванием женщин. Обычно все наоборот.
— Ясно. Спасибо, кстати, — вполне искренне произношу я и тут же ощущаю его губа на своих. Отлично, значит он тоже не брезгует. Приятно это все, блин.
Отрываюсь от его губ и кладу голову на его грудь. Юсупов тоже успел одеться. На нем, в отличие от меня, имеются джинсы и толстовка. Происходящее сейчас мне кажется очень странным. Ощущение, что мы с Егором встречаемся как минимум десяток
— А ты тоже как твой брат не любишь женщин и считаешь их в большинстве своем… шлюхами? — чувствую, как Юсупов напрягся. — Ну что? Спроси меня, о чем хочешь в ответ. Не злись. Мне просто интересно. Я же не знаю, о чем можно тебя спрашивать, а о чем нельзя, — блин, я что сейчас оправдываюсь?!
— Дело не в вопросах. Меня раздражает в твоих разговорах упоминание моего брата. Если что-то хочешь спросить — не надо его сюда приплетать. И тем более нас сравнивать. И нет, я не ненавижу женщин и каждую шлюхой не считаю. У нас общая ебливая сука мамаша, а не общая на двоих жизнь. Это ведь тебе Аня сказала? — молчу, хотя и без того понятно кто. — Никогда не думал, что она такая балаболка. Тебя, наверное, плющит от того, что не с кем меня обсудить, да?
— Неа. Я бы все равно не рассказывала о своем сексе кому-либо. А ты тем более останешься моей страшной тайной. Так что я тебя никому не похвалю и ни перед кем не опорочу. Можешь спать спокойно, — произнесла шутливо, однако это чистейшая правда.
— Почему? Почему тайной? — задумчиво добавляет Юсупов, нахмурив брови. — Я уж точно не тот, кого можно стыдиться.
— Ммм… наверное, потому что наши дороги разойдутся в ближайшее время, а мне потом все косточки будут перемывать. Мне, знаешь ли, в школе хватило быть объектом повышенного далеко не самого приятного внимания. Поэтому, чем меньше людей знает что-либо, тем лучше. Тем более Аня. Я всегда тебя… обсирала в наших с ней разговорах. Не понимала, как она могла быть в тебя влюбленной на протяжении такого времени. А что я сейчас ей расскажу, что ты не только оказался не гондоном, но вдобавок я с тобой сплю и хожу на пикнички? Это же жесть какая-то, — кажется, я переборщила. Вместо хмурого лица, пришло откровенно злое. — Ты меня тоже оскорблял. Ну, извини, что говорю правду. Не обижайся, у меня нет цели тебя сейчас обидеть. Когда будет, ты узнаешь. Я тогда буду тебя поносить от «а» до «я».
— Удивительно, как ты дожила до двадцати двух целой и невредимой.
— Ну так все просто, я же оказывается была девственницей. В лесу мы тоже поэтому выжили. А вот сейчас мне придется туго, теперь я точно не девочка. Думаешь, надо быть осторожнее со своим языком, да?
— Однозначно.
— Я постараюсь.
— Врешь.
— Вру, — соглашаюсь я, прикусывая губу. — Тебе не страшно?
— Что? Находиться рядом с тобой? Страшно, но интересно.
— Я не про это, но спасибо, что сказал. Тебе не страшно становиться хирургом?
— Если бы было страшно, то какой смысл им становиться? В жизни есть много
— Не знаю, хирург — это страшно. Это… это… пипец короче. Никогда не понимала, как можно быть хирургом и пилотом. Это же такая ответственность. И мощь. Круто, конечно, но ссыкотно.
— Ну, потенциально я готов к маленькому кладбищу. Увы и ах, у любого самого крутого врача, спасшего тысячи жизней, оно есть.
— Это ужасно.
— Можно подумать, у терапевтов его нет. Ты им, кстати, не боишься становиться?
— Боюсь, конечно. Точнее боюсь что-то сделать не так, это ведь тоже ответственность.
— Если боишься — нечего тебе делать в медицине.
— Предлагаешь мне и дальше работать официанткой и…курьером?!
— Предлагаю не заниматься тем, чего боишься. Хорошего из этого все равно ничего не выйдет, — жестко произносит Егор.
— Я без тебя разберусь чем мне заниматься, — обиженно произношу я и перекатываюсь на спину.
— Чо ты такая обидчивая, Синичкина?
— Погорим об этом, когда придешь ко мне на врачебный прием. Я тебя там с ног до головы отымею. Хотя… тебе это понравится, судя по тому, какой ты был радостный после визита к урологу.
— Она меня, на минуточку, не имела. Я с ней разговоры разговаривал, а не член демонстрировал.
— Что ты сейчас сказал?!
— Правду, Синичкина. Чистую правду, — усмехаясь, произносит Егор и усаживается на матрас.
— Ну и гад же ты! — вскидываю руку и толкаю его в плечо.
— Есть немного, — соглашается он, наблюдая за тем, как я встаю и начинаю бегло надевать джинсы.
— У тебя, кстати, стояк, — с ехидством в голосе отмечаю я, застегиваю пуговицу на штанах.
— Да ладно?! — наигранно удивляется он.
— Точно тебе говорю. Это ты писать хочешь или меня?
— Конечно, писать. Как тебя можно хотеть с такими трусами, — усмехаясь, произносит он.
— Ну ты и козел, Юсупов, — кидаю в него первую попавшуюся вещь.
— Я пошутил. Трусы меня твои не вставляют, но тебя хочу, даже больше чем писать.
— Да иди ты, — бурчу себе под нос и выхожу из палатки.
На самом деле мне не обидно, и я бы с радостью занялась бы с ним сексом, но как-то неловко будет, если во время этого процесса я на него описаюсь. Ужас. А со мной такое может быть!
И смех, и грех. Я уже лет шесть не собирала грибы и лесные ягоды, а на «свидании» с Юсуповым пожираю уже исчезающую чернику и собираю грибы. Офигеть. И если поначалу я возмущалась такому настойчивому сценарию со стороны Егора, то спустя полтора часа уже сама втянулась в сие увлекательное занятие.
— У меня уже ноги болят.
— Не ной, Синичкина. Не только же половыми органами друг о друга тереться. Надо и о хлебе насущном подумать, — с улыбкой произносит Юсупов, заглядывая в мой пакет. — Блин, ты чем занималась полтора часа? — нахмурившись, поинтересовался Егор, приподнимая одного из моих красавчиков.
— Белые грибы искала, а твои сыроежки с маховиками меня не привлекают. Последние вообще слизняки по вкусу.
— Так ты не для себя собираешь, дорогая моя. Нас как бы пятеро, — укоризненно отмечает он.