Противостояние Предназначению

За окнами стоял самый разгар погожего дна середины весны. Солнце швыряло копья своих лучей в витражи храма, однако они умирали, не достигая алькова, где, в дыму курильниц, сидела, скрестив ноги, женщина с наброшенным на лицо покрывалом.

В самом зале, тоже полутемном и почему-то холодном как склеп, кто-то шевельнулся, передвинулся на пятнышко теплого света. Хрустнули расправляемые суставы.

–Я не уверен, что она войдет в транс, – пробормотал тот, который двигался, солнечная стрела заиграла на рукоятях торчащих из-под черного плаща золотых сабель, – Смирись, Исмен, мы теряем время.

–Согласен

с Лаэрдинном, – ответил от колонны совсем еще юноша на вид в белой тунике, отчаянно сдерживающийся, чтобы не закашляться от тяжело пахнущих дымов, застилавших, как туман, все внутреннее пространство храма.

Третий остался стоять, как статуя, перед ступенями в альков, лишь пальцы сильнее стиснули эфес меча на бедре.

–Я знаю, что делаю. Сивилла даст пророчество. Понимаю, срубить голову бешеному мармедону и швырнуть молнию в кракена гораздо легче и приятнее. Наберитесь терпения, братья.

–Терпения, – фыркнул Лаэрдинн, – Уж Миттео со товарищи явно не сидят без дела, а выдумывают новую интригу. А Элозар опять двинул армии на очередной беззащитный мир. Ты как знаешь, Исмен, а я отправляюсь махать мечом.

Тот, кого называли Лаэрдинном, развернулся, красиво взмахнув накидкой, и направился к чернеющему выходу из храма. Сивилла, про которую все уже успели позабыть, вдруг выпростала руки из широких рукавов грубой власяницы и возопила что-то непонятное. Исмен взбежал по ступенькам и наклонился к самому рту женщины, чтоб, не приведи Свет, не пропустить ни одного слова. Юноша поудобнее подпер колонну – он-то знал, что пророчицы болтают, как заведенные и ожидание конца может изрядно затянуться. Лаэрдинн же просто обернулся.

–Я Вижу! – закричала сивилла, явно оглушив Исмена, – Плывет мой разум по волнам грядущего, словно утлый челн. Он бороздит мутные воды того, что будет и того, что может случиться, равно как и того, что не случится никогда…

–Началось в деревне утро, – прошептал юноша, однако Исмен услышал и рыкнул в ответ:

–Ариэль, заткнись!

–…Аааа, я зрю. Инквизиторы собрались вокруг тела моего. Ждут они слов о грядущей войне. О боях Света и Тьмы, и желают знать Инквизиторы, на какую сторону им скажет встать Творец. Светом и Тьмой клянусь, внимайте мне, и не говорите, будто не слышали.

Покрывало упало с лица пророчицы. Прямо в лицо Исмена, вздрогнувшего от такого зрелища, глянули заросшие глазницы, покрытые уродливыми шрамами. Лаэрдинн сглотнул, как похожа стала неизвестная женщина, нет, даже девушка, на некую оставленную далеко-далеко эльфийку…

–Ты, полуэльф-воитель, что замыкаешь братство Инквизиторов, – высохший палец с длинным ногтем безошибочно указал на Лаэрдинна, – Слушай. Потомок ученика некого человека магией владеющего, которого ты приветил и другом назвал, что жизнью рисковал не раз ради тебя, равно как и ты ради него. Потомок его придет в иные миры, ибо такова награда его отца…

–Ардалисс, ученик Шакура, – прокомментировал тихо полуэльф, – Он сумел пробить завесу и выйти в межпространство. Творец наградил его за спасение моей Родины. Но почему сивилла говорит об этом, это же случилось лет пятьдесят назад.

–Потомок потомка этого человека встанет на распутье. Он родится таким же, как и ты, скитающимся по путям, колышащимся под ветром Тьмы и ветром Света, ровно молодое древо, но будет он творить добрые дела. Но Судьба толкнет его на другую сторону. Дороги Тьмы откроются ему. И встанет он в ряд с Владыкой Теней, и гордо вскинет голову, и поднимет он меч на тех, кого называл братьями

своими. И станут вдвоем они ужаснее Трех, что в замке своем заточены, и падет пред ними Пирамида. Но коль не сойдет он со Светлого пути, быть вам в ряду Тьмы и вести ее полки на поле смертное. И тебе, полуэльф-воитель, что дракона погубил, рука об руку с врагом заклятым биться начертано.

–Щас, да кто кого прирежет раньше, Элозар меня, или я его.

–Уходим, нам больше ничего не надо знать, – проговорил Исмен. Все трое исчезли, оставив после себя только следы на вековой пыли, покрывающей пол храма. А сивилла, затряслась в трансе, из носа и ушей ее потекла кровь и уже секунду спустя девушка была мертва.

Несмотря на погожий теплый день, обитатели деревни не спешили покидать домов. Изредка только какая-нибудь детская мордашка мелькала в дверях, но испугано убиралась прочь, стоило пришельцу посмотреть туда. Шэйрад привык. Страх был его проклятьем, но одновременно и свидетельствовал о его репутации. Чем больше тебя боятся, тем лучше ты делаешь свою работу.

К несчастью, оборотням, вампирам, гулям, мантикорам, василискам и прочим тварям страх свойственен не был.

Шэйрад остановил коня перед преградившей дорогу местной милицией – горсткой тех же мужиков, которым выдали копья и кустарные, бездарно выкованные палаши. Было видно, что каждый из ополченцев просто-таки сгорает от желания оказаться как можно дальше от этого парня, одетого в кожаную куртку с торчащими наружу шипами, за спиной которого болтается чуть длинноватый для него полуторный меч с горящим в эфесе сапфиром. На ведомого в поводу ослика селяне вообще старались не смотреть. Некоторый опыт общения с угрюмым (а каким еще прикажете быть при такой профессии?) молодым человеком подсказывал – на спине ослика под толстой попоной не скрывается ничего хорошего. Очередное чудище, смотреть на которое – лишь желудок портить.

Сквозь отряд милиции протиснулся старейшина. Этот, в отличие от подчиненных, листом на ветру не трясся, хоть и смотрел исключительно под ноги каурой лошадке.

–С чем пожаловали, мэтр Шэйрад? Удачно ли было ваше путешествие?

Шэйрад выдержал театральную паузу, заставляя старосту понервничать, а ополченцев – основательно пропотеть.

–Мантикора, – проговорил наконец парень, прищурив глаза и постаравшись как можно циничнее ухмыльнуться, хотя недавнее свидание с полульвом-полускорпионом, в добавок наделенном крыльями к смеху не располагало, да и ребра еще болели (надо бы проверить, не приведи Тьма, переломала тварь кости!)

–Баттюшки. Ментихора. Творец защити…

–Творец как не знаю, а я защитил. В миле от плетней была. Так что, староста, раскошеливайся. Не то сам знаешь, – юноша выразительно потянулся к завязкам, стягивающим попону. Этот трюк он усвоил: в этой деревушке староста был на редкость жаден, поэтому Шэйрад старался всеми силами показать, что трофеи его живы-живехоньки. Для этого даже пришлось как-то тащить действительно живого арахна и отпускать его при всем честном народе, но блеф того стоил. Староста обозленного арахна помнил. И потянулся за мошной с золотыми, неровно обрезанными кругляшками. Шэйрад же демонстративно спешился, не спеша обнажил меч, давая зрителям из числа милиции и припавших к окнам селян получше рассмотреть клинок, и ткнул в и без того мертвую мантикору. Завязки, повинуясь безмолвному движению пальцев, распустились, и труп упал в пыль.