Противостояние. Путин Vs Ленин
Шрифт:
Да, история могла пойти по другому пути, но любой российский самодержец всегда преследовал сохранение неограниченной власти. Так и Александр II. Человек весьма разносторонне образованный, с широким кругозором, он умел вникать в суть трудных государственных вопросов, выбирать сотрудников и выслушивать их мнение. Но всегда при этом исходил из твердо усвоенных представлений о незыблемости самодержавной власти. Александр II говорил: ‘‘Прежде всего я желаю, чтобы Правительственная власть была властью и не допускала никаких послаблений, и чтобы всякий исполнял свято лежащую на нем обязанность. Вторая же обязанность: стремиться к постепенному исправлению тех недостатков в нашей администрации, которые все чувствуют, но при этом не касаясь коренных основ Монархического и Самодержавного правительства.’’
Потому можно смело утверждать, что, не смотря на прогрессивность отмены крепостного права, царизм сделал все возможное, чтобы дворянство, а не крестьянство, в самой полной мере смогло воспользоваться ее результатами. Россия, и ранее не хваставшая высокой урожайностью, теперь тем более не могла повысить культуру
Для любителей самодержавия, специально приведу такой факт. Вопреки целям, декларированным крестьянской реформой 1861 года, урожайность в сельском хозяйстве страны не увеличивалась вплоть до 1880-х годов, ситуация в этой важнейшей отрасли экономики России лишь ухудшалась. В царствование Александра II периодически начинался голод, которого в России не было со времен Екатерины II, и который принимал характер настоящего бедствия (например, массовый голод в Поволжье в 1873 г.). В 1842 году правительством было констатировано, что неурожаи повторяются через каждые 6-7 лет, продолжаясь по два года кряду. За вторую половину XIX столетия особою жестокостью отличались голода, порождённые неурожаями 1873, 1880 и 1883 года. В 1891-1892 году голодом были постигнуты 16 губерний Европейской России и губерния Тобольская) с населением в 35 миллионов; особенно тогда пострадали Воронежская, Нижегородская, Казанская, Самарская, Тамбовская губернии. В Поволжье от катастрофического голода пострадали восточные области чернозёмной зоны - 20 губерний с 40-миллионным крестьянским населением. В менее обширном районе, но не с меньшей интенсивностью бедствия голод повторился и в 1892-1893 годах. В докладе Александру Третьему в 1892 писалось: ‘‘Только от недорода потери составили до двух миллионов православных душ’’. (О том же свидетельствуют материалы газет тех лет и письма графа Льва Николаевича Толстого. По данным либерально настроенных историков — погибло не более 500 тыс. человек). Учет велся по церковным приходам, поэтому говорится о православных. А вот не православные души не учитывались. Поволжье, Кавказ, Средняя Азия - сколько там от голода мусульман и последователей иных конфессий - неизвестно и поныне. А вот уже из доклада Николаю Второму в 1901 году: ‘‘В зиму 1900-1901 гг. голодало 42 миллиона человек, умерло же их них 2 миллиона 813 тыс. православных душ’’. Для подавления крестьянских волнений в связи с этим голодом только в Полтавской и Харьковской губерниях было использовано 200 тысяч регулярных войск, т.е. 1/5 всей русской армии тех лет, и это — не считая тысяч жандармов, казаков, урядников и т.п. (по свидетельству генерал-адъютанта Куропаткина). Из доклада уже Столыпина в 1911 году: ‘‘Голодало 32 миллиона, потери 1 млн. 613 тыс. человек.’’
И после этого вы, господа либерасты, еще смеете бубнить о сталинском голодоморе. Негодяи, стонущие над трупом империи, где за правление Николая II почти каждый второй год был голодным, тыкают нам в глаза так называемым ‘‘голодомором‘‘. А сами прекрасно знают, что за период Советской власти голод был всего два раза. Причем, для его ликвидации принимались самые спешные меры. И не вина Советского правительства, что люди все равно погибали от голода. Но количество жертв было неизмеримо меньше, чем в правление ваших любимых Романовых. Но разве это довод для беснующихся антикоммунистов?
Голодные годы и малая эффективность сельского хозяйства способствовали тому, что цели реформ, поставленные царизмом, не достигались. Буржуазное право крайне медленно проникало в пореформенную деревню, старое общества, основанное на общинном сознании не сдавалось. Сотни лет общинных отношений, встретившиеся с новыми, частнокапиталистическими отношениями, медленно, но не уклонно, стали обостряться. Отмена крепостного права, обезземелившая крестьян, но сохранившая поземельную общину, лишь обострила социальное напряжение. Процесс расслоения по имущественному и земельному неравенству привел к образованию новых групп на селе: кулаков, середняков и бедноты. К концу века это расслоение и обострение привело к таким глубоким антагонизмам, что разрешить их стало возможным только революционным путем.
А вот в Западной Европе сельское хозяйство переживало аграрную революцию. Из феодального, основанного на обмене натуральным продуктом, оно превратилось в предпринимательское, где стали господствовать товарно-денежные отношения. Свободная рабочая сила, большое количество промышленных предприятий. развитая банковская система и буржуазное законодательство привели к возникновению фермерских хозяйств, работавших на рынок и использовавших наемный труд. Совершенствовалась и создавалась новая сельскохозяйственная техника. Почва лучше обрабатывалась и удобрялась, урожайность зерновых культур значительно повысилась и достигала 14—20 центнеров с гектара, а в Дании в 1913 году - даже 29 центнеров. Все это имело неоспоримы преимущества над сельским хозяйством России. А ведь следует учитывать и то, что в Западной Европе доля сельского хозяйства сокращалась, но при этом производительность труда и урожайность позволяли успешно решать проблему голода.
Таким образом, царизм, как монархическая форма правления без предоставления гражданских свобод и развития буржуазных отношений, начал проигрывать. Не следует забывать и того, что в послереформенный период часть убежденных консерваторов, такие, как например, обер-прокурор Синода К. П. Победоносцев, издатель ‘‘Московских ведомостей’’ М. Н. Катков и министр внутренних дел Д. А. Толстой, определяли внутренний идеологический курс правительства и царствования Александра III. Не состоя в оппозиции монархии, они рассчитывали, тем не менее, нейтрализовать воздействие любых, даже самых незначительных реформ
Поддерживая дворянство, правящая бюрократия стремилась в то же время максимально укрепить свои позиции. 14 августа 1881 г. Александр III утвердил ‘‘Положение о мерах к охранению государственной безопасности и общественного спокойствия’’, по которому в любой местности могло быть объявлено чрезвычайное положение. Местная администрация получала возможность арестовывать всех, кого считала нужным, ссылать без суда на срок до 5 лет в любую часть Российской империи, предавать военному суду. Ей было дано право закрывать учебные заведения и органы печати, приостанавливать деятельность земств и т.п. ‘‘Положение’’ вплоть до 1917 года широко использовалось властью в борьбе с революционным и общественным движением. Пользуясь очень размытыми условиями его введения, правительство часто злоупотребляло исключительными положениями. В 6 губерниях, в т.ч. в обеих столицах, положение усиленной либо чрезвычайной охраны действовали с 1881 по 1917 г. без перерывов. После 1881 г. один из видов исключительного положения (включая третий, предусмотренный статьями 28-31) распространялся на большую часть империи. Для мычащих о хрустобулочной России, где огненные рысаки уносят в шалманы крестьянских дев, одетых в Версачи и Кардены, приведу всего лишь один пример этого Положения, а именно, статью 18, пункт в), где говорится следующее: ‘‘Рассмотрение и решение упомянутых дел в военно-окружных и временных военных судах производится с тем: чтобы дела о лицах, обвиняемых в государственных преступлениях, рассматривались всегда при закрытых дверях.’’ Поэтому, прежде чем болтать о либеральности царских властей, удосужьтесь хотя бы кратко ознакомиться с первоисточниками.
В 1880-х гг. правительство предприняло еще ряд суровых мер против образованной части общества, в которой оно видело своего главного противника: ужесточило цензуру, усилило административный надзор за высшими учебными заведениями, затруднило доступ к образованию представителей ‘‘низших сословий’’. Да, довольно длинная цитата. Но я привел ее для того, что показать половинчатость реформ, которая в конечном итоге привела в последующем к революционным ситуациям в 1905 и 1917 годах. Несмотря на всю необходимость и важность, проведенные реформы смогли лишь частично снять напряжение в обществе, не устранив первопричин. Царизм лечил симптомы, но не саму болезнь. Самодержавие было глухо, да и сама система правления и управления государством, замкнутая и кастовая, таким образом, уже делала реформу практически неполноценной. Назревала необходимость не просто ремонта фасада государства, но его коренного преобразования, что неизбежно повлекло бы смену элит, и в последующем, изменение общественных отношений. На что самодержавие, как и любой правящий класс, пойти не мог.
Ситуация универсальная для всех эпох, в том числе и нашей. Невозможно представить, что наше правительство и партия “Единая Россия” добровольно, по зову сердца, смогут решиться на коренное переустройство сложившегося косного олигархическо-бюрократического государства. Налицо очередная иллюстрация на тему, что уроки истории заключаются в том, что они никого ничему не учат.
И все же, положительные стороны реформы перевесили недостатки. Тормоза развития общества были сняты, и как знать, не будь этой реформы, не стала бы наша страна подобием банановой республики?
Вот только в конечном итоге, крестьянин был выселен на песочек, а помещик оставлял при себе самые жирные кусочки. Как было обещано, царизм сделал все возможное и невозможное для дворянства. Видя для себя спасение в сохранении сословности и абсолютной монархии, царизм невольно сам породил своего могильщика. Ведь важнейшим результатом реформы стало возникновение рабочего класса, класса людей, совершенно лишенного собственности, и обладающего более широким кругозором, по сравнению с крестьянством, интересы которого не превышали границ его деревни, или даже его надела. Недаром ведь, поговорка “Моя хата с краю” родилась именно на селе. Ухудшение жизни толкало крестьян, чей жизненный уровень не мог расти, по сравнению с ростом затрат, в город, где они пополняли рынок рабочей силы. А развитие рынка свободной рабочей силы, а также индустриальный количественный рост, в свою очередь привели к быстрым темпам роста численности рабочего класса, и во второй половине XIX в. он вырос в два раза. Число крупных предприятий с численностью в 1000 и более рабочих с 1866 года по 1890 год выросло вдвое, численность рабочих в них - втрое, а сумма производства - впятеро.