Противостояние. Том I
Шрифт:
Предложение о завершении совещания приняли единогласно, 7–0.
– Ложишься, Стью?
– Да. Уже поздно?
– Почти полночь. Достаточно поздно.
Стью вернулся в комнату с балкона. В одних трусах. Их белизна ярко выделялась на загорелой коже. Фрэнни, которая сидела на кровати – на столике рядом горела лампа Коулмана, – опять удивилась глубине своей любви к нему.
– Думал о заседании?
– Да. – Он налил стакан воды из графина, выпил, поморщился: никакого вкуса, кипяченая.
– Из тебя
– Нет, сказал, что возьму это на себя. Полагаю, у меня получится. Я думал о тех троих, которых мы решили послать через горы. Это грязное дело – посылать шпионов. В этом ты права, Фрэнни. Только и Ник тоже прав. И что делать в такой ситуации?
– Голосовать, как велит совесть, а потом, насколько я понимаю, ложиться спать. – Она протянула руку к выключателю лампы. – Я ее гашу?
– Да.
Она погасила лампу, и он вытянулся на кровати.
– Спокойной ночи, Фрэнни. Я тебя люблю.
Фрэнни лежала, глядя в потолок. Насчет Тома Каллена она больше не волновалась… но шоколадное пятно не выходило у нее из головы.
Каждому везет, Фрэн.
«Может, лучше рассказать все Стью прямо сейчас?» – подумала она. Но если это и была проблема, то принадлежала она ей. Следует подождать, понаблюдать… и посмотреть, не случится ли чего.
Прошло много времени, прежде чем Фрэнни уснула.
Глава 52
В предрассветные часы матушка Абагейл лежала без сна в постели. Наконец она попыталась молиться.
Встала, не зажигая свет, и опустилась на колени, одетая в длинную белую хлопчатобумажную ночную рубашку. Прижалась лбом к Библии, раскрытой на Деяниях апостолов. Обращение непреклонного старого Савла на дороге в Дамаск. Его ослепил свет, и на Дамасской дороге чешуя отпала от глаз его. Деяния – последняя книга Библии, в которой доктрина подкреплялась чудесами, а что есть чудеса, как не божественная рука Господа, проявляющего Себя на Земле?
И да, ее глаза залепила чешуя, но спадет ли она когда-нибудь?
Тишину в комнате нарушали только слабое шипение керосиновой лампы, тиканье механического будильника «Уэстклокс» и низкий бормочущий голос матушки Абагейл:
– Укажи мне мой грех, Господь. Я в неведении. Я знаю, что сошла с пути истинного и не увидела то, что Ты собирался мне показать. Я не могу спать, я не могу справлять нужду, и я не чувствую Тебя, Господи. У меня ощущение, будто я молюсь в отключенный телефон – и время для этого самое неудачное. Чем я оскорбила Тебя? Я слушаю, Господь. Внимаю тихому, спокойному голосу в моем сердце.
И она слушала. Закрыла глаза скрученными артритом пальцами, и еще больше наклонилась вперед, и попыталась очистить разум от всех мыслей. Но ее окружала темнота. Темная, как кожа, темная, как вспаханная земля, ожидающая доброго семени.
Пожалуйста, Господи, Господи, пожалуйста, Господи…
Но в ее сознании возник образ пустынной проселочной дороги в море кукурузы. И женщина с мешком, в котором лежали только что забитые куры. Появились ласки. Они бросались вперед и рвали мешок. Они чувствовали кровь – древнюю кровь греха и свежую кровь жертвоприношения. Она услышала, как старуха воззвала к Господу слабым и скулящим голосом, наглым голосом, не смиренно умоляя об исполнении воли Божьей, каким бы ни было в этом ее место, но требуя, чтобы Бог спас
И тут ласки бросились врассыпную, пища, убежали в ночь, оставив содержимое мешка наполовину непожранным, и она восторженно подумала: Бог все-таки спас меня! Да прославится имя Его! Бог спас свою хорошую и верную служанку!
Не Бог, старуха. Я.
В своем видении она повернулась, страх жаром запрыгнул ей в горло, оставляя привкус меди. Из кукурузы, словно серебряный призрак, выходил огромный серый волк, раздвинув челюсти в сардонической улыбке, с горящими глазами. Толстую шею охватывал красивый кованый серебряный ошейник, а с него свисал маленький кусочек черного янтаря… и по центру краснела щель, похожая на глаз. Или на ключ.
Она перекрестилась сама, потом перекрестила воздух между собой и этим жутким существом, отводя беду, но ухмылка волка стала только шире, а между челюстей показался розовый язык.
Я приду за тобой, матушка. Не сейчас, но скоро. Мы будем гнать вас, как собаки гонят оленя. Я – все, о чем ты думаешь, и даже больше. Я маг. Я человек, который говорит с будущим. Твои люди прекрасно меня знают, матушка. Они зовут меня Джоном Завоевателем [169] .
169
Джон Завоеватель – народный герой в фольклоре афроамериканцев.
Уходи! Оставь меня во имя Господа Всемогущего!
Но как же она перепугалась! Не за людей, которых в ее видении представляли собой куры в мешке, а за себя! Она боялась за свою душу, так боялась за свою душу!
Твой Бог не имеет власти надо мной, матушка. Он ныне слаб.
Нет! Неправда! Моя сила – сила десятерых, я подниму крылья, как орлы…
Но волк только ухмылялся и подходил ближе. Она отпрянула от его дыхания, тяжелого и свирепого. То был ужас полудня и ужас, налетающий в полночь, и она боялась. Боялась до безумия. А волк, по-прежнему ухмыляясь, заговорил двумя голосами, задавая вопросы и отвечая себе.
Кто добыл воду из скалы, когда нас мучила жажда?
Я добыл, отвечал волк наглым, отчасти радостным, отчасти скулящим голосом.
Кто спас нас, когда мы пали духом? – спрашивал ухмыляющийся волк, морда которого находилась теперь в считанных дюймах от матушки Абагейл, обжигая ее дыханием.
Я спас! – взвыл волк, придвигаясь еще ближе, с острой смертью в ухмыляющейся пасти, с красными и горделивыми глазами. Ага, так падите ниц и восславьте мое имя, я добытчик воды в пустыне, восславьте мое имя, я хороший и верный слуга, который добывает воду в пустыне, и имя мое – оно же и имя моего Господина…