Противостояние
Шрифт:
В. ПОЗНЕР: За исключением, скажем, во Франции одного театра.
Н. ЦИСКАРИДЗЕ: Нет. Он не репертуарный. Он блоками.
В. ПОЗНЕР: «Комеди Франсез»?
Н. ЦИСКАРИДЗЕ: Нет, я говорю про балет. Драма гораздо легче. Драма играется одним составом, как правило. В балете их 20.
В. ПОЗНЕР: Да, послушайте. Вы сейчас много раз говорили о загранице. Барышников, Годунов, Нуриев, Тимофеева —
Н. ЦИСКАРИДЗЕ: Я вам так скажу. Что платят нам столько же, сколько им. А разница на сегодняшний день в одном — что у них соцпакет, страховки в отличие от нас очень серьезные. Мы не защищены ни от чего, это правда. Другой момент. Я сейчас о себе говорю. Вы говорили о Барышникове, о Годунове. Тимофеева, во-первых, не уезжала — она уехала уже после того, как закончила танцевальную карьеру. У Годунова ничего не вышло на Западе, к сожалению.
В. ПОЗНЕР: Не вышло. Снимался в кино. Не вышло. Барышников и Нуриев — вот два…
Н. ЦИСКАРИДЗЕ: Да. Но они очень умно распорядились.
В. ПОЗНЕР: Хорошо, но вы не глупее.
Н. ЦИСКАРИДЗЕ: Уже другой был период. И потом Нуриева, вы знаете, помимо того, что, конечно, он великий талант и потрясающий был артист, он был еще потрясающий менеджер. Каждый раз, когда падал интерес к нему (это засвидетельствовано все), он запирался в туалете самолета и начинал кричать, что в самолете кагэбэшники и хотят его выкрасть. Почитайте прессу. Тут же на первых полосах всего мира — опять к нему интерес. Он был гений в этом плане. И он очень правильно распоряжался своей славой…
В. ПОЗНЕР: Хорошо. Тогда проще. Вам никогда не хотелось?..
Н. ЦИСКАРИДЗЕ: Так как мы, я вам сказал, танцевали перед королями, министрами и президентами… Я приезжаю в Америку, во Францию, в Японию, видел всегда три слоя населения — как живет аристократия и политики, потому что приемы, как вы понимаете, нас в дом тогда приглашали, мы были дети Советского Союза. Мы всегда видели эмиграцию, потому что она так или иначе нас приглашала. И уже были свободные времена, перестройка, нам разрешали с ними общаться. И я видел, как живут простые люди, особенно в Америке. Обыкновенные. И я понял одно: что я не хочу быть иммигрантом.
В. ПОЗНЕР: Все, вопрос закрыл. Три коротких вопроса, и постарайтесь коротко ответить. Первое: как вы относитесь к критике, в принципе?
Н. ЦИСКАРИДЗЕ: После того как я почитал, как Кюи писал о Чайковском, омерзительно.
В. ПОЗНЕР: Второе. Как вы относитесь к скромности? Хочу еще напомнить вам, что Пушкин Александр Сергеевич писал о себе: «Я памятник воздвиг себе нерукотворный», то есть можно сказать «Ух, какой нескромный». Как вы относитесь
Н. ЦИСКАРИДЗЕ: Я отвечу вам фразой из одной французской пьесы, что скромность украшает того человека, у которого нет других украшений.
В. ПОЗНЕР: Есть ли роль, которую вы хотели когда-то сыграть, но так и не случилось?
Н. ЦИСКАРИДЗЕ: Да. Я думаю, их очень много. Одна из таких — я мечтал, чтобы сделали спектакль «Демон», именно по Лермонтову. Борис Яковлевич Эйфман не захотел делать — он сделал «Падшего ангела». Я его станцевал. Но вот это, именно лермонтовский «Демон» — он меня очень привлекал.
В. ПОЗНЕР: У моего близкого друга Марселя Пруста есть к вам несколько вопросов — постарайтесь на них коротко ответить. Какую черту вы более всего не любите в себе?
Н. ЦИСКАРИДЗЕ: Несдержанность.
В. ПОЗНЕР: А в других?
Н. ЦИСКАРИДЗЕ: Неопрятность и непорядочность.
В. ПОЗНЕР: Какое качество вы более всего цените в мужчине?
Н. ЦИСКАРИДЗЕ: Порядочность по отношению вообще к… К слову «мужчина» порядочность. Извините, что говорю долго, но надо оставаться во всех поступках мужчиной.
В. ПОЗНЕР: А в женщине?
Н. ЦИСКАРИДЗЕ: Вы знаете, остроумие. Это скрашивает.
В. ПОЗНЕР: Когда и где вы были более всего счастливы, вы можете вспомнить?
Н. ЦИСКАРИДЗЕ: Да. Я очень был счастлив, когда попал в Гранд-Опера, когда первый мой спектакль состоялся. Потому что тогда это был прорыв. 10 лет они не приглашали вообще никого из России, и я был первый, кто приехал.
В. ПОЗНЕР: О чем вы более всего сожалеете?
Н. ЦИСКАРИДЗЕ: Сожалею? Знаете, иногда сожалею о том, что я не успел сказать или совершить, наверное, те поступки перед теми людьми, которые ушли. Что я многое допонял потом. Я очень рано всех потерял. Знаете, когда это говорит человек, которому, допустим, 60 лет, — это одно. Но я всех потерял очень рано. Я многое тогда не мог понять — вот это сожалею.
В. ПОЗНЕР: Что вы считаете своей главной слабостью?
Н. ЦИСКАРИДЗЕ: Я очень ранимый.
В. ПОЗНЕР: Какой недостаток вы легче всего прощаете?
Н. ЦИСКАРИДЗЕ: Прощаю? Я способен простить ложь.
В. ПОЗНЕР: А который никогда не прощаете? Есть такой?
Н. ЦИСКАРИДЗЕ: Да, предательство… Подлость — не предательство. Подлость.
В. ПОЗНЕР: Когда вы предстанете перед богом, что вы ему скажете?