Противостояние

Познер Владимир Владимирович

Р. ЛИТВИНОВА: Сейчас ей 11, но она все время себе набавляет. Я отбавляю, а она добавляет.

В. ПОЗНЕР: Где она учится?

Р. ЛИТВИНОВА: Сейчас она уже учится во Франции.

В. ПОЗНЕР: Во Франции? Почему?

Р. ЛИТВИНОВА: Мы попробовали один год, чтобы она выучила язык.

В. ПОЗНЕР: Только на один год вы хотите? Потому что, вообще, стало довольно модно среди людей, которые могут себе

это позволить, посылать своих детей…

Р. ЛИТВИНОВА: Она очень несчастна была в русской школе. И мне совершенно непонятно это обучение, которое сейчас в русских школах, это вот тестирование. Дети очень много и долго делают уроки, и это было буквально с первого класса. Какой-то ад, какие-то непонятные доклады, рефераты. Как будто у ребенка нет детства, то есть нет времени даже выйти погулять. И когда я ее отдала во французскую школу, там совсем другое. У них как-то по-другому и каникулы сделаны, и у них совсем другая система обучения, какая-то человеческая. То есть если говорить про нашу систему образования, то я, конечно, нахожусь в большом горе от этого, то, что сейчас происходит в школах. Но это уже длинная и большая тема.

В. ПОЗНЕР: Да. А как вы относитесь к Интернету?

Р. ЛИТВИНОВА: В смысле для детей?

В. ПОЗНЕР: В том числе.

Р. ЛИТВИНОВА: Мне кажется, конечно, он заменяет настоящую жизнь и отбирает твое время. Но это уже часть реальности. Но я всегда была против, я очень лимитировала ребенка. И сама как-то. Меня нет в Интернете, у меня нет ни Facebook… Это все какие-то поддельные Ренаты Литвиновы.

В. ПОЗНЕР: И блогов вы никаких не ведете?

Р. ЛИТВИНОВА: Нет. Не веду. В принципе, это слишком много отнимает времени. Я понимаю, что это уже большой ресурс. Может быть, когда-то к этому можно прийти, когда будет больше времени. Но, конечно, это зажирает. Если ты даже садишься туда на секундочку, тебя затягивает вся эта труба, и у тебя вылетает сразу несколько часов из твоей жизни. А потом там столько негатива. Такого начитаешься про себя.

В. ПОЗНЕР: Я хотел чуть-чуть с вами поговорить о политике, вернее, о вашем отношении к политике.

Р. ЛИТВИНОВА: Политику я считаю самым низким жанром, который вообще существует в жизни. А политиков — самыми наихудшими представителями человечества. И поэтому я никак не хочу туда тратить свою жизнь. Если уж меня совсем как бывшего советского человека так вот прикрутят, когда мне, например, государство будет указывать, что писать, что делать в своих фильмах, тогда я буду советовать государству, что ему делать. И когда я сталкиваюсь с каким-то конкретным злом, я знаю, что сделать, но я не могу залезать на трибуну и советовать всему народу, что делать в борьбе со злом. Все-таки я не могу так низко пасть, скажем так. И потом, в моем творчестве, в работе у меня столько страданий, столько силы забирает моя работа, что, конечно, мне ответвляться на это… Получается, что я эффективней именно все-таки в своей работе, и через нее я буду выражать какую-то свою политическую…

В. ПОЗНЕР: То есть вы не безразличны к тому, что происходит вокруг. Я правильно понимаю?

Р. ЛИТВИНОВА: Не безразлична. Например, мы связались с Архнадзором и взяли списки снесенных зданий, которые у меня героиня ходит, ищет. Прекрасные старинные здания, которых

нет в нашем городе, или их крайне мало. И я просто была в ужасе, когда я взяла вот этот том буквально снесенных зданий по личному распоряжению мэра Лужкова, по личному распоряжению мэрии города. «Снесено», «Снесено». Какие-то палаты, какие-то особняки, все это куда-то приватизировано. Какие-то огромные архитектурные преступления совершались в этом городе. Никто за это не понес никакой ответственности. И что мы видим взамен? Мы видим эти безобразные торговые дома, бетонное элитное жилье пустующее, где можно какие-то фильмы ужасов снимать, потому что там никто не живет. Там так я выразила свой протест. И моя героиня ходит, и эти все в этом волшебном радио звучащие адреса — они совершенно подлинные. «Снесен такой-то дом, снесен такой-то дом».

В. ПОЗНЕР: Скажите мне, пожалуйста, считаете ли вы, что государство должно, обязано финансировать производство кинофильмов?

Р. ЛИТВИНОВА: Конечно, оно должно поддерживать русскую киноиндустрию. Ввести какие-то квоты, чтобы прокатчики брали русские картины.

В. ПОЗНЕР: Я сейчас говорю не о квотах. Я почему вас спрашиваю? Потому что если я, государство, поддерживаю вас, даю деньги, то разве я не имею права требовать от вас некоторого содержания, чтобы там чего-то не было или, наоборот, чтобы что-то было, раз я плачу? А вы хотите от меня получать деньги, но делать то, что вы хотите делать. Разве так бывает?

Р. ЛИТВИНОВА: Во-первых, я не хочу получать. Если я хочу высказываться совсем свободно, я, видите, сделала это на свои деньги, на крошечные какие-то, небольшие…

В. ПОЗНЕР: Есть продюсеры, которые могут дать деньги — это личности отдельные. Вот, если я очень богатый человек, я вам говорю: «Рената, я…»

Р. ЛИТВИНОВА: Я не знаю. Мне государство пока никогда ничего не диктовало. Вправе ли оно диктовать?

В. ПОЗНЕР: Вернее так: обязано ли оно давать деньги?

Р. ЛИТВИНОВА: Обязано. Надо поддерживать искусство. У нас совершенно оно находится в аховом состоянии.

В. ПОЗНЕР: Но при этом не имеет права диктовать?

Р. ЛИТВИНОВА: Я не знаю. А что оно может диктовать? Снять биографию какого-нибудь партийного лидера?

В. ПОЗНЕР: Я даже не знаю что. Но оно может посмотреть сценарий, сказать: «Вы знаете, это место — мрачновато. Нельзя ли как-нибудь по-другому, Рената Муратовна? Будьте так…»

Р. ЛИТВИНОВА: А кстати, мне такое говорили всякие редактора в советские времена. Это были какие-то идиотские женщины с начесами.

В. ПОЗНЕР: Но они это делали. И более того, принимали или не принимали вашу картину и давали категорию, и от этого зависело, какой вы получаете доход.

Р. ЛИТВИНОВА: Это было, да.

В. ПОЗНЕР: Да. Это вам нравится?

Р. ЛИТВИНОВА: Нет. Но это я сразу вспоминаю те времена, потому что я-то их помню. А теперешние молодые не помнят. И очень сильно поддерживают всякие коммунистические веяния. Но они же не знают, что это было, какой это был кошмар, какая это была капитальная несвобода.