Противостояние

Шидловский Дмитрий

Алексей помолчал некоторое время, потом заговорил снова:

– Я готов отказаться от ввода войск на одном условии. До тридцатого июня, в один день, мы в обеих частях государства проводим референдум об объединении. Только референдум должен проводиться в присутствии независимых наблюдателей, в том числе и из ООН. Подтасовка должна быть исключена. Перед референдумом я готов провести с тобой публичные дебаты, которые должны транслироваться по радио и телевидению на всей территории. Если более половины в каждой из стран высказываются за объединение, первого сентября проводим единые выборы

и объединяем страну. Если нет, я буду настаивать только на праве всех желающих, проживающих на востоке, на эмиграцию. Ты знаешь, что наши граждане имели это право всегда. Что скажешь?

– Тебе не обмануть нас, - холодно произнес Павел, - Отменяй ввод войск. Вопрос о репатриации можем обсудить на переговорах. Но только для тех граждан, которые родились на западных землях.

– Ты знаешь, что человек должен обладать правами и свободами не потому, что родился в Петербурге или Лондоне, а не в Москве или Пекине. Объяви о референдуме. Это будет честный поединок. Не делай людей заложниками своих умопостроений, как говорил Дмитрий Андреевич. Давай поставим точку в нашем споре. У меня здесь нет личных интересов. Так или иначе, я ухожу в отставку в сентябре. И из политики тоже. Ну, решай.

Павел откинулся на спинку кресла. За какой-то короткий миг в сознании пронеслась вся его жизнь в этом мире. Жизнь, наполненная борьбой. Подпольная работа в Петербурге, ссылка в Сибирь, снова Петербург, в семнадцатом. Революция, красный террор. Расстрелы белого офицерья. Гражданская война. Гибель рабочей бригады, изнасилованная Инга, трехлетнее заключение в "Крестах", высылка, зимняя война, горы трупов перед североросскими дотами, Отечественная война, горящая полуторка, труп Потапова, трупы убитых солдат. Потом провал наступательной операции сорок второго, реки крови. Успешное наступление сорок третьего. Снова горы трупов перед дотами. Убитые, раненые, свои, чужие, разоренные села, разбомбленные города. "Хватит, - решил он твердо.
– Этого больше не будет".

– Я принимаю твои условия, - сухо произнес он в трубку.
– Мое заявление для радио и телевидения выйдет в эфир в восемь часов утра.

– Я выступлю в это же время, - быстро ответил Алексей.

– Но держись, - хмыкнул Павел.
– Дебаты проведем через неделю. Я тебе спуску не дам.

– До встречи, береги себя.
– Алексей повесил трубку.

В кабинет, мягко ступая, вошел Кордия.

– А, Гоги, - проговорил Павел, - хорошо, что ты пришел. Едем в телецентр. Я выступлю с заявлением. Подожди, я только свяжусь с Кренцем, отменю приказ о разгоне митинга.

Он потянулся к трубке телефона.

– Конечно, - произнес, улыбаясь своей доброй, открытой улыбкой, Кордия.

Он подошел ближе к столу, молниеносным движением выхватил из-за пазухи пистолет и в упор выстрелил Павлу точно в середину лба. Лицо телохранителя сразу стало жестким. Он положил пистолет на стол перед телом Павла, повернулся и вышел в приемную. Первая часть приказа Берии была выполнена. Теперь надлежало приступить к исполнению второй.

Павел с удивлением наблюдал из угла своего кабинета, как в трех метрах от него его собственное тело дернулось и пробитая пулей голова рухнула на письменный стол. От ужаса

Павел не знал, что делать, когда, словно не замечая его присутствия, Кордия положил на стол пистолет, повернулся и направился к выходу. Оглянувшись в растерянности, Павел увидел стоящего в двух метрах от себя Артема.

– Что это?
– одними губами произнес Павел.

– Это конец очередного урока, - спокойно отозвался Артем.

– А это?
– показал рукой в сторону стола Павел.

– Здесь для тебя все кончено, - покачал головой Артем.
– Что получилось, то получилось. Относись к этому как к игре.

– И что теперь?

– Теперь надо идти дальше.

Павел снова огляделся вокруг. Стены президентского кабинета уже почти растаяли, а на их месте возникали очертания такой знакомой и, казалось, давно и прочно забытой веранды.

* * *

Президентский "руссо-балт" подъехал к зданию Петербургского радиотелецентра. Быстрыми шагами Алексей направился к входу. В фойе его встретил директор государственного радиоканала Цандер.

– Ваше высокопревосходительство, - проговорил он, - вас срочно просит к телефону господин премьер-министр. Телефон у меня в кабинете.

Кивнув, Алексей пошел за директором. Войдя в его кабинет, ухмыльнулся, увидев свой портрет на стене, взял лежащую на столе трубку и произнес:

– Слушаю, Татищев.

– Алексей, - голос Леонтьева звучал глухо, - только что звонил Кренц, восточный министр госбезопасности. Он еще на линии. Сергеев застрелился. Кренц взял на себя полномочия верховного правителя.

– Как - застрелился?!
– вскричал Алексей.
– Он не мог! Мы же договорились. Это невозможно! Его убили.

– Так или иначе, он мертв, - сухо констатировал Леонтьев.
– Исполняющий обязанности президента - Кренц.

– Почему он, а не председатель Совета министров?
– произнес Алексей. Самообладание постепенно возвращалось к нему.

– Не будь ребенком, Алексей, - ответил Леонтьев.
– Кренц единственный человек, который владеет войсками, сохранившими боеспособность. Все остальное правительство уже в отставке. Спецполк и танки МГБ введены в Новгород и окружили Ярославово дворище. Один сигнал Кренца, и Волхов станет красным от крови.

– Что он хочет?
– одними губами произнес Алексей.

– Он понимает, что все кончено. Говорит, что готов дать приказ не открывать огонь и пропустить войска, под гарантии личной безопасности и свободы. Он хочет, чтобы пятьдесят миллионов долларов США перевели на счет фирмы в Латинской Америке, которую он укажет, и позволили эмигрировать.

– Это хорошо, что с ним говорил ты, а не я, - проворчал Алексей.
– Я мог бы и не выдержать. Принимай его условия, переводи деньги. Я дам войскам приказ пересечь границу в девять ноль-ноль.

Он повесил трубку и тяжело опустился в кресло. Посмотрев в глаза Цандеру, произнес:

– Теперь я понял.

– Что?
– поднял брови Цандер.

– Почему, когда корова лезет в окно, голова пролезла, туловище пролезло, а хвост не лезет.

– И почему же?
– осведомился директор телецентра, явно беспокоясь за психическое здоровье президента.