Противоядие от алчности
Шрифт:
Ракель приложила к губам ребенка кусок ткани, пропитанной горькой настойкой, растворенной в вине с водой, и держала, пока он не проглотил немного лекарства. Они позволили ему поспать несколько минут, а затем начали тормошить его, шуметь, напевать, щекотать подошвы. Они делали все, чтобы он не спал, и при этом увлажняли его губы водой.
Вошла кормилица — плотная молодая деревенская женщина, потирая лицо со сна.
— Вы звали меня, моя госпожа? — спросила она довольно угрюмо.
— Да, Льюиза. Лекарь
— Да, моя госпожа.
— Льюиза, — начал Исаак. — Скажи мне, что ты съела или выпила, чтобы малыш отказался брать твою грудь?
— Ничего, сеньор, — ответила она. Но в ее голосе промелькнули нотки паники.
— Я знаю, что ты что-то принимала, — сказал он. — Если бы я знал, что это было и в каком количестве, это могло бы помочь спасти ему жизнь.
— Я не сделала ничего плохого, — ответила та, срываясь на крик. — Это снадобье принес мне кузен. Оно только меняет вкус молока. Он так сильно жевал соски, что они даже кровоточили. А кузен сказал, что это — верное средство.
— Что это было, женщина?
— Я не знаю. Ему это дала местная колдунья. Нужно было только три капли, но это не помогало, и я приняла все. Мне и самой было худо, честное слово. Но колдунья сказала, что ребенку ничего не будет. Она обещала. Я бы никогда не сделала бы ничего плохого малышу.
И она принялась рыдать в голос, подвывая, пока ее не отослали из комнаты, чтобы остаток ночи она подумала о своей дальнейшей судьбе.
— Раз он прожил так долго, — сказал Исаак, — то, скорее всего, у него очень крепкое здоровье. В этом наша главная надежда.
— Она отравила его? — спросила госпожа Эмилия. — Льюиза отравила его? Если он умрет, — прошептала она голосом, который заставил Ракель содрогнуться, — ей не жить.
— Тогда мы должны постараться не дать ему умереть, чтобы уберечь вас от совершения страшного греха — убийства.
Пока они занимались больным ребенком, замок погрузился в ночь. В наступившей тишине комнату заполнили звуки ночного леса: крик сов, хруст сухих веток под лапами вышедших на охоту ночных хищников или их жертв. Через некоторое время стало казаться, что в лесу собралась и затаилась вражеская армия.
К полуночи, когда луна поднялась высоко и ее свет начал проникать сквозь ставни, ребенок выпил целую ложку воды.
— Теперь позвольте ему поспать подольше, — сказал Исаак. — Поскольку он жаждет отдохнуть почти так же отчаянно, как и пить.
Они позволили ему проспать около часа, а затем он снова жадно напился воды и заплакал.
— Дай ему еще раз лекарство, чтобы ослабить боль, Ракель. Одну каплю.
Она выполнила указание, и они позволили ему проспать еще один час. Ракель мягко разбудила его и дала ему немного теплого бульона.
— Он выпил, отец, — сказала она, — и они оба заснули.
Мать ребенка
— Здесь есть кровать?
— Кровать кормилицы.
— Пусть тогда они лягут вместе, — сказал Исаак. — Я посижу рядом еще немного, чтобы удостовериться, что все хорошо. А ты, Ракель, пойди и отдохни.
Мать и ребенок спали, пока лучи утреннего солнца, проникающие сквозь ставни, не разбудили их.
Глава пятая
Снова горы
Они плотно позавтракали горячим пряным рисом. На столе лежало много вкуснейшего свежеиспеченного хлеба, один из окороков из запасов епископа и добрая четверть круга сыра. Прежде чем они попрощались с хозяевами, Беренгер послал своего секретаря, чтобы тот принес пакет, обернутый тонким полотном, который он преподнес госпоже Эмилии.
— Вы приютили нас с таким добросердечием, несмотря на то, что у вас самих были неприятности. Мы не потревожили бы вас, если бы знали об этом.
— Если бы вы не появились, — сказала супруга смотрителя, — мой сын был бы уже мертв. Ваше прибытие было ответом на все наши молитвы.
— Не мое прибытие, госпожа, — заметил Беренгер, — а моего лекаря. Я взял его в эту поездку по личному желанию, но я вне себя от радости, что для вас это оказалось столь полезным.
Госпожа Эмилия отнесла пакет к оконному проему, где освещение было лучше, и развернула его. Внутри лежал большой, аккуратно свернутый отрез тяжелого шелка. Его было достаточно, чтобы сшить самое богатое платье с самыми широкими, самыми длинными рукавами, которые только она могла вообразить, и еще оставалось достаточно материи на платье для ее дочери, когда та подрастет.
— Ваше преосвященство, — сказала она, — ваше великодушие не знает границ. Если когда-либо мы сможем быть полезными вам…
— Госпожа, — галантно ответил он. — Вы можете пожалеть об этих словах. Мы будем возвращаться той же самой дорогой.
— Будем рады видеть вас, — ответила она.
Смотритель замка проводил их к внутреннему двору и повторил свой совет о том, что в лесу необходимо все время быть настороже.
— Вы слышали о нападениях на путешественников в этой местности? — спросил капитан.
— Нет, — ответил смотритель. — Но горничная моей жены — дочь моего лучшего лесоруба — сказала Эмилии, что нашим гостям лучше быть поосторожнее. Я думаю, что она что-то слышала от отца. Он человек довольно мрачный по натуре и всегда опасается самого худшего. Кроме того, вчера вечером мне показалось, что я слышал, как по лесу пробирались браконьеры, но они скорее нападут на моих оленей, чем на гостей. Но все же на вашем месте я бы оставался настороже, капитан.
— Вы в состоянии обращаться с мечом? — напрямик спросил капитан.