Противоядие от алчности

Роу Кэролайн

— Вы думаете, что дорога настолько опасна? — ответил Жилберт.

— Всю дорогу за нами кто-то ехал, — сказал Беренгер. — Но у нас есть охрана, которая способна справиться с неприятелем. Мне и даже моим священникам есть чем защитить свою жизнь. В одиночку вы вряд ли справитесь даже с одним противником.

Жилберт беспомощно поднял руки.

— Я сражен вашей мудростью, — ответил он. — Я поеду с вами. С радостью.

— Даже путешествуя с нами, вы должны оставаться в этом облачении. Уверяю вас, Исаак, в нем его совершенно невозможно узнать.

Но, чтобы быть более убедительным, вам придется убрать эти локоны.

— Я боялся, что вы решите выбрить мне голову, — сказал Жилберт.

— Мы не будем брить ее, — ответил Беренгер. — Некоторые монахи по многу месяцев не бреют макушку, несмотря на строгие предписания. Если вы подрежете волосы покороче, вы станете похожи на странствующего монаха, отношение к которому несколько более снисходительное.

— Повинуюсь, ваше преосвященство, — сказал Жилберт.

— Отлично. Но я вынужден настоять на том, чтобы вы держались поближе к отцу Бернату или отцу Франсесу. Тогда, если кто-то обратится к вам с просьбой выслушать его исповедь, вы можете обратиться к одному из них.

— Конечно, ваше преосвященство, но…

Епископ не выдержал и расхохотался.

За ужином говорили о войне. Беренгер довольно резко отзывался о других епископах, ему довольно смело вторил Бернат. Жилберт, теперь очень похожий на монаха, и женщины слушали.

— Скажите мне, господин, — сказал Беренгер, выбрав момент, когда в беседе наметилось затишье, кто такой Гонсалво де Марка? Мы несколько раз случайно встретились с ним на дороге.

— Дон Гонсалво, — уточнил хозяин. — Странный человек, не правда ли?

— Всеобщий друг, — горько сказала его жена, — который любит соседа как брата, но любовью Каина.

— Я знаком с ним, как и большинство живущих поблизости людей, — добавил ее муж, — но я не могу сказать, что хорошо его знаю. И я совсем не жажду узнать его поближе.

— Мы заметили, что он довольно утомителен. Его богатство и отличная родословная не могут компенсировать его дурных деревенских манер, — заметил Беренгер.

— О да, совершенно верно. И при этом он жадный и глупый человек, который очень любит судиться.

— Да, он говорил о каком-то судебном процессе.

— Он весьма опасный противник. Правда, ему не хватает ума, чтобы отступиться прежде, чем это повредит ему не меньше, чем его жертве. Так ведь, Алисия?

— Верно, — подтвердила его жена. — Он подал в суд на моего кузена, претендуя на его собственность, и сам много потерял. Но ему удалось почти разорить моего кузена и доставить много неприятностей его семье. Я никогда этого ему не прощу.

— Мы не принимаем его в нашем доме, — сказал хозяин замка. Затем он замолчал, продумывая следующее замечание. — Говорят, что он участвует во многих сомнительных делишках. У него есть дар входить людям в доверие по крайней мере на какое-то время, а затем он забирает себе их землю и имущество. Надеюсь, вы не имеете с этим человеком никаких деловых договоренностей.

— Конечно нет, — сказал Беренгер. — Я не

могу представить себе таких обстоятельств, при которых я доверил бы ему что-то для меня ценное.

— Я рад слышать это, — сказал хозяин замка.

Когда Исаак вышел из большого зала замка следом за женой и дочерью, с ним поравнялся Беренгер.

— Гонсалво де Марка живет в этих краях. Я надеялся, что наш хозяин расскажет нам больше.

— Любовь к крючкотворству и сомнительным деловым сделкам не обязательно означает, что человек убивает беззащитных монахов.

— Если он был беззащитным монахом, — сказал Епископ. — Похоже, мы многого не знаем.

Путешественники собрались во внутреннем дворе, чтобы покинуть замок, прежде чем солнце поднимется слишком высоко и прогонит из низин туман. Мулы уже были впряжены в повозки. Когда начали седлать коней и верховых мулов, Жилберт свистнул.

Большой вороной конь дернул головой, вырвался из рук державшего его слуги и понесся к Жилберту.

— Ты можешь взять мою лошадь, Юсуф, — сказал он, подхватив вороного под уздцы. — Это отличное животное, и оно больше подходит тебе по размеру.

— Почему вы говорили, что никогда не видели этого коня прежде, дон Жилберт? — как бы между прочим спросил Беренгер. — Ведь это ваш конь, не так ли? — Они шли по длинному арочному портику, пронизывавшему северную стену замка, и его слова почти тонули в эхе. — Это было ясно с самого начала.

— Да, — нежно произнес Жилберт. — Его зовут Нерон.

— Тогда к чему эта сложная игра?

Жилберт подождал, пока они не вышли на открытое пространство и начали спускаться вниз по дороге.

— Поскольку, ваше преосвященство, я был и до сих пор остаюсь удивленным его присутствием в вашем обозе. Неподалеку от Жироны на меня напали, стащили с коня, ранили, связали и унесли. Я видел тех, кто напал на меня. Они говорили со мной; я провел с ними несколько часов, этого я никогда не забуду. Один из них удовлетворенно заявил, что в любом случае они получат моего прекрасного коня. — Он остановился. — Когда мы говорили с вами в первый раз, мое тело пыталось найти убежище в забвении. Когда сознание полностью вернулось ко мне, я уже находился в совершенно другом месте, в двадцати милях от города. Я был спасен от смерти добрым епископом и опытным лекарем. Это казалось мне чудом, ниспосланным небесами, пока я не увидел, что мой конь находится в руках моих спасителей.

— И из этого вы заключили, что на вас напали мои люди?

— Возможно, я был слишком подозрителен, ваше преосвященство, но я разрывался между стремлением воспользоваться милосердием монахов монастыря Святого Павла и желанием оставаться под вашей защитой, путешествуя в вашей свите, пока не разобрался во всем. Отсюда и мои слова, столь далекие от правды.

— Вы все еще считаете меня злодеем, дон Жилберт?

— Некоторое время назад я понял, что вряд ли вы были убийцей, ваше преосвященство. Но как у вас оказался мой конь?