Протокол "Второй шанс"

slip

“Ты так в этом уверен?” – ярость клокотала внутри, но не находила ни одного достойного выхода, - “Я жив. Мое завещание было вскрыто неправомерно. Дальше сам продолжишь логическую цепочку, или тебе помочь?”

“Пока.” – цепкий взгляд ледяных глаз впивался прямо в душу, - “Пока жив. И, мне кажется, ты так и не понял. Ты жив только пока это нужно мне”.

Его шаги раздавались в абсолютной тишине подобно раскатам грома.

Мир вокруг был мертв. Он не знал, откуда ему это известно, не мог сказать,

куда и зачем идет, с какой-то отстраненностью отмечал, что не может вспомнить даже своего имени. Единственным, что он совершенно точно знал в этот момент, было то, что мир вокруг был мертв.

И этого было достаточно.

“Неужели ты думал, что я так просто позволю тебе отобрать у меня все?” – в высоком голосе звучал глубочайший скепсис, - “Мое положение, мою должность, мое…” – смешок прозвучал зловеще, - “Ты же знаешь это. Знаешь, что я всем обязан этому имени. Думаешь, я позволю тебе так просто отобрать у меня его и снова сделать меня сыном какого-то жалкого претора?”

Маски были сброшены, скрывать больше было нечего – и наконец-то Октавий говорил правду.

“Крысеныш…”

Он шел вперед. По пустынным мощеным улицам, мимо хорошо знакомых и одновременно с этим совершенно чужих зданий. По знакомому маршруту, который он не смог бы вспомнить сейчас и под страхом смерти.

Глаза застилал плотный туман, - и он же заволакивал сознание.

“Ты рехнулся? Я не буду этого говорить!” – ничем не прикрытый шок читался в широко раскрытых глазах.

Короткий кивок – и германец-гладиатор с кровожадной улыбкой сделал несколько шагов в его направлении. Он едва понимал латынь – и это делало его прекрасным орудием для всего, что было на уме у его хозяина.

Окровавленная ухмылка застыла на губах. Взгляд впился в ледяные серые глаза:

“Если ты хочешь, чтобы я хоть что-то когда-то сказал, ты возьмешь своего пса на привязь. У меня аневризма головного мозга, я могу умереть в любой момент.”

Он шел вперед. Шел вперед, потому что не знал, как остановиться. Не помнил, как повернуть назад. Казалось, что когда-то очень давно, в другой жизни, ему было хорошо известно, как это делается, но затем он основательно забыл.

“Я слышал, твоя жена скоро возвращается в Город…” – злорадный триумф сочился из каждого слова, что слетало с губ Октавия.

Холодные мурашки бежали по ледяной спине.

“При чем тут она?!” – голос срывался на крик.

“Она точно ничего не заподозрит, если приемный сын ее трагически погибшего мужа позовет ее к себе в гости” – продолжал Октавий, - “Я, пожалуй, даже разрешу тебе быть с ней в ее последние моменты. Я же не зверь какой-то.”

Сердце замерло, пропуская несколько ударов. Шок. Непонимание. Отрицание.

Тихий

голос.

“Ты не посмеешь…”

“Почему же?” – удивленно вздернутая бровь, - “Посмею. Более того, я обязательно это сделаю, если ты не скажешь слова. Выбор за тобой. Время пошло.”

Дыхание сбилось, но он не остановился ни на мгновение. Он не знал почему, но был уверен в том, что это невозможно. Что, если даже если ему каким-то чудом удастся затормозить - случится что-то ужасное. Непоправимое. Недопустимое.

Он должен был идти вперед.

“Мертвым нет хода обратно, в мир живых. Это - максимум того, на что они способны.” – приглушенные толстой стеной слова. Неожиданная пауза.

Собранные в кулак последние остатки воли.

“Атия, не тупи! Я живой, Атия!”

Он шел вперед. Странное наваждение рассеивалось вместе с предрассветными сумерками. На небосклоне разгоралась алая заря – и он прибавил ходу, словно пытаясь догнать уходящую ночь.

Времени, - утекающего сквозь пальцы песка, - с каждым мгновением оставалось все меньше и меньше.

“Что. Это. Было.”

Крик все еще стоял в ушах – и голос кричавшего был ему хорошо знаком.

“Это?” – Октавий вытирал окровавленные ладони какой-то тряпкой, - “Это Кальвин. Гней Домиций Кальвин. Ну знаешь, один из тех мудаков, которых ты предпочел мне при назначении начальников конницы.”

“Что ты с ним сделал, ублюдок?!”

“Убрал с дороги.”

Он потряс головой, и морок окончательно рассеялся.

Он шел по городу. Заколоченные окна заброшенных, оставленных на произвол судьбы и медленно разрушающихся под палящим солнцем, зданий слепо смотрели на него. Инсулы. Пустующие виллы. Навсегда заколоченные много лет назад храмы. Вдалеке что-то горело – он видел поднимающийся над крышами густой черный дым.

Озарение ярко вспыхнуло где-то в глубинах сознания. Умирающий мир предстал перед ним в совершенно ином свете. На доли секунды все стало ему кристально ясно.

А затем свет резко померк и все вернулось на круги своя. Он снова не помнил, кто он. Не понимал, что происходит. Но теперь он буквально кожей ощущал, что ему нужно торопиться. Куда и почему – оставалось для него загадкой. Но он чувствовал, что это не важно. Что когда придет время – он все поймет. Это вселяло надежду.

Такое давно забытое чувство.

Навстречу ему бежали люди. Мужчины, женщины, дети. Бежали сквозь него, даже не замечая его присутствия. Рты их раззевались в беззвучном крике. За ними попятам гнались заросшие, косматые всадники в непонятной, незнакомой, чуждой броне. От каждого удара их длинных копий кто-то из бегущих падал на грязную, залитую кровью, дорогу, присоединяясь к горе трупов на обочине.