Протопоп Аввакум и начало Раскола
Шрифт:
То были благословенные обители для избранных душ, проводивших дни свои в труде, размышлениях и бедности, вдали от городской суеты и городских новин. В этих скитах выковывался тип крепких и сильных людей, способных говорить власть имущим всю правду в глаза. Иоаким, ученик Иринарха Ростовского, поселяется в Шартоме, недалеко от Шуи, пишет иконы и бесплатно раздает их: их считают чудотворными; многие рассказывают о связанных с ними видениях. Он подвергает резкой критике недостойного архиепископа Иосифа Курцевича, которого все боятся. За это он ссылается на Соловки, но в 1634 году его отзывают оттуда в Суздаль. Затем его чтят как святого [152] .
152
Миловский. Неканонизированные святые // ЧОИДР. 1893. II. С. 5–17.
Противоположностью этих уединений, или скитов, с их типичным русским скромным бытом и трезвым подходом к жизни, являлись настоящие монастыри, вполне организованные общества, с игуменом или архимандритом во главе, с различными должностными лицами начиная от келаря и кончая управителями монастырских владений, с послушниками, с дарителями-мирянами, с потоками богомольцев и странников, с зимними и летними церквами, с монастырскими зданиями, с библиотекой, с погребами и складами, обладающие хорошим снабжением, с гостиницами, с высокими воротами и стенами, с дарованными им торговыми правами, с подворьями в Москве и в других местах. Эти монастыри представляли собой могущественные центры, где бился пульс всей страны; у них были благочестивые
Таким монастырем был в особенности Троице-Сергиев монастырь. Дионисий возвратился к исполнению своих обязанностей настоятеля этого монастыря сейчас же после того, как улеглась непредвиденная буря, вызванная его попыткой исправить книги. Но он понимал свои обязанности в широком смысле слова, действуя, как воистину ревностный пастырь. Он отнюдь не забывал о доходах монастыря, сильно пострадавшего из-за войны и хищений, совершенных в его отсутствие; он требовал возвращения крестьян, незаконно «уведенных» к другим владельцам; он также старался не допускать несправедливостей и злоупотреблений, в которых были, по-видимому, повинны экономы Троице-Сергиева монастыря [153] . Его можно видеть и на судебном процессе против монахов Спасо-Прилуцкого монастыря, который велся им из-за мельницы, которая была испорчена этими монахами с помощью колдуна [154] . Однако большую часть своей энергии он отдавал духовному самосовершенствованию, что было областью, уже непосредственно зависевшей от него самого.
153
Скворцов. Дионисий Зобниновский. С. 347–352, 359–366.
154
Русская старина. 1912. Ноябрь. С. 423–424.
Уже в течение долгого времени церковным пением управлял головщик Логгин. Гордясь своим голосом и своими музыкальными способностями, он позволял себе украшать священные песнопения различными фиоритурами, из-за которых нередко ускользал смысл. Ему доставляло удовольствие сочинять на один и тот же стих от пяти до десяти мелодий: слова были для него лишь повод для музыкального сочинительства. У него были ученики, например, его племянник Максим, который умел исполнять одно и то же песнопение на семнадцать разных ладов. Логгин не был первым встречным: будучи образованным и гордым человеком, он позволял себе резко отвергать доводы архимандрита. Дионисий, со свойственной ему мягкостью, напрасно цитировал ему святого Павла: «Буду петь духом, но буду петь и умом (…) Если вы языком произносите неудобовразумительные слова, то как узнать, что вы говорите?» (1 Кор. 14: 15, 9). «Человек, который не понимает того, что сам говорит, подобен псу, который лает на ветер». Логгин никак не сдавался. Тогда Дионисий побеждал его примером: он начинал сам петь, приятным голосом, и священные слова, произносимые его голосом, отчетливо доносились в самые отдаленные места храма.
Уставщик Филарет спорил с ним о самом богослужении. Дионисий следил за тем, чтобы каждая служба совершалась в свое время, согласно уставу и без спешки. Однако, кроме того, он ввел при исполнении воскресных и праздничных служб определенные, дотоле не применявшиеся молитвы, возгласы, поучительные чтения, догматики и стихиры, которые ранее не входили в обиход Троицы. Он хотел, чтобы основные песнопения исполнялись скрупулезно и без отступления от канонов. Филарет обвинял его в новшествах. Монахи же упрекали Дионисия в том, что он затягивал ирмосы. Но Дионисий продолжал вкладывать в святое дело все свое рвение: всегда готовый облегчить людям исполнение их обязанностей, он не уступал в отношении Божественной службы: для Бога нет предела красоте! Он строил и восстанавливал церкви, делая это в самом монастыре, в его окрестностях, во всех его владениях. Бедным церквам он сам раздавал книги, кадила, сосуды, облачения, иконы. Для этой цели он содержал целый штат иконописцев, переписчиков, чеканщиков, золотых дел мастеров. Он был счастлив, когда вместо какой-нибудь медной или оловянной чаши, благодаря его энергии, появлялась чаша серебряная. Но там, где роскошь была недостижима, он требовал хотя бы соблюдения приличий.
Несмотря на всю мягкость своего характера, он считал, что необходимо добиться определенного минимума нравственности, достигая этого, если потребуется, хотя бы путем принуждения. Например, в одном монастыре, переданном Троице под начало для вразумления, крестьяне продавали монахам водку; когда все увещевания и угрозы оказались безуспешными, Дионисий прибег к вмешательству царя и патриарха [155] .
Но главным образом Дионисий занимался воспитанием своих учеников. Он любил в своих личных покоях принимать тех, в которых он угадывал будущих ревнителей веры. Это были послушники или молодые монахи, как например Дорофей, преждевременно умерший в 1614 году, про удивительные аскетические подвиги которого ходили рассказы, или Порфирий, который впоследствии стал архимандритом Рождественского монастыря во Владимире; далее священники окрестных мест, как Наседка; был тут и еще один больной – слуга княгини Ирины Мстиславской Булат Леонтьев, который в 1624 году стучится в дверь к архимандриту, получает от его руки помазанием святого елея исцеление, остается в течение шести лет возле него и позже, под именем Симона Азарьина, пишет с большим талантом ряд благочестивых работ, в частности Житие своего учителя; еще был тут и простой деревенский житель, страстно стремившийся к духовным подвигам и совершенству, в дальнейшем преследуемый за правду – не кто иной, как Иван Неронов, о котором будут в дальнейшем так много говорить. Одни только приходили и уходили, другие оставались его настоящими верными учениками. Всем в какой-то степени шли на пользу светлый пример и уроки почтенного архимандрита. Всем он прививал любовь к добру, вкус к чтению, внушал апостольское рвение и мысль о необходимости церковной реформы [156] .
155
Скворцов. Дионисий Зобниновский. С. 375–406.
156
Не кто иной, как С. Ф. Платонов указал на значение педагогической деятельности Дионисия в своей работе «Москва и Запад в XVI–XVII вв.» (Платонов. Москва и Запад. С. 85–90.) В этом большая заслуга Платонова.
Создается впечатление, что Дионисий, после неудачи с исправлением церковных книг, не веря в возможность воздействия на массы верующих, избрал себе другой путь: сначала подготовить достойное своей задачи духовенство. Его келья была родом семинарии, духовным зерном, откуда должно было пойти многое на пользу Церкви.
Второй период (1633–1645): Иван Неронов, Капитон и справщики
I
Годы учения Неронова; в Троице – у Дионисия; в Лыскове – у Анании
Среди скитов, появившихся в Смутное время, было, в частности, отшельническое общежитие Спаса-на-Ломе, на Малой Саре, в Вологодском воеводстве [157] . Основатель его Игнатий, монах из Спасо-Прилуцкого монастыря, умер 28 декабря 1591 г., овеянный славой праведной жизни [158] . Как обычно, вокруг священного места поселилось несколько крестьянских семейств [159] .
В 1591 году, если верить преданию, в одном из этих семейств и родился Иван Неронов,
157
Самые точные сведения о Ломовском ските см.: Титов. Рукописи славян– // ские и русские, принадлежащие И. А. Вахрамееву. V. Прил… 188–189, а также: Зверинский. II. С. 85. № 684; Амвросий. История российской иерархии. VI. С. 958 и 1022; впрочем, во всех этих источниках наблюдается досадная путаница.
158
Русский провинциальный некрополь. I. С. 328–329.
159
В статистических данных 1859 года еще указано, что там, то есть на севере Ярославской губернии, между правым берегом Юга и границей Вологодской губернии, в 71 версте на север от Пошехонья, имелось одно селение, состоявшее из 26 дворов и 186 жителей (Списки населенных мест. Т. 50: Ярославская губерния. С. 165–166).
160
Все, что нам известно о Неронове до его приезда в Москву, восходит к сочинению под названием «Житие и подвиги блаженного отца Григория, архимандрита бывша во обители Даниила Переславского» (напечатано Н. И. Субботиным: Материалы. I. С. 243–305). О написании этого анонимного жития можно сказать следующее: 1) оно было написано в Даниловском монастыре, где Неронов находился с 1667 г. до своей смерти в 1670 году; за это говорит то, что рукопись, в которой сохранились эти материалы (ГИМ. Собр. Уварова. № 185–4°. Л. 265–327 об.), начинается с Жития св. Даниила Переславского; 2) оно было составлено вскоре после смерти Неронова. Житие богато фактами и в той части его, которую можно проверить, неопровержимо; в общем, книга заслуживает доверия. Статьи о Неронове П. Знаменского (1869), Харламова (1881) и Ф. Клипуновского (1886) не вносят ничего нового. Что касается даты рождения Неронова – 1591, то она вызывает сомнение: 1) согласно этой дате получается, что он умер в 1670 году около 80 лет, а на этот весьма преклонный возраст нигде нет указаний; 2) в самом Житии указано, что, когда он должен был уехать из Лома, он «становился юношей», судя по этому, ему было тогда максимум 15–16 лет: данное событие могло, следовательно, иметь место только в 1613 году.
Печальные последствия Смутного времени заставили Неронова уединиться. В декабре 1613 года отряды казаков и черкесов, преследуемые войсками нового царя, распространились по Северу, разоряя и сжигая беззащитные местности [161] . Однажды они наводнили район Вологды, разграбили и подожгли дом, где жил Неронов. Из многочисленных обитателей этого дома одни погибли в огне, другие разбежались. Иван бежал со своим маленьким другом Ефимом, бежал, естественно, в ближайший город, в самую Вологду, верст за 60 от своего дома. Это было 6 января, в день Крещения, время разгула, гулянок и ряженых, обычаев испокон веков осуждаемых Церковью. Юный поселянин, у которого глубокая христианская вера укрепилась под влиянием событий, которые только что повергли его родных к близких в скорбь и нищету, увидел толпу людей, наряженных в дьявольские маски, некоторые из которых были уже в зрелом возрасте, увидел, как они бегали и бесновались в непристойных играх. Когда они выходили из одного большого дома, он попросил объяснить ему, что все это значит. Ему ответили: «Архиереев дом, и сии суть освященнии от него причетницы церковнии и прочии того архиерейскаго дому служители». Не будучи в состоянии сдержать свое негодование, он закричал во всеуслышание: «Не мню, дабы сей дом архиереев был, ибо архиереи поставлени суть от Бога пасти стадо Христово и учити люди Божия, еже огребатися всякаго зла и ошаятися бесовских игралищ». И он продолжал говорить еще в этом же духе. Веселящиеся же, как только прошло их первое изумление, накинулись вовсю на этого гостя, пришедшего не в пору. И под их ударами он продолжал обличать их [162] . Такова была прелюдия к деятельности реформатора русской Церкви.
161
Верх. Царствование царя Михаила Феодоровича. I. С. 93–94. Таким образом, эта область опустошалась в 1612, 1613, 1614 и 1618 гг. Но, принимая во внимание период, указанный в Житии («между Рождеством и его отданием»), речь может идти только о 1613 г.
162
Материалы. I. С. 247.
Его оставили в покое, думая, что он уже мертв; Неронов пришел в себя к полуночи; несмотря на все, он был горд своим подвигом; он спасся из города благодаря милости Господней. На большой дороге он нашел своего товарища, который покинул его среди всей этой сумятицы. Вот они уже, наконец, возле Устюга, где они приняты певчим одной сельской церкви, неким честным человеком, по имени Тит. Он занимается их образованием. Ефим, возможно, более молодой, оказывается очень способным и, овладев элементарной грамотой и началами Закона Божия, возвращается к себе. А у Ивана ничего не выходит, как он ни старается, ни утомляет своих глаз над букварем, заливаясь слезами вместе со своим учителем, моля Господа помочь ему разобраться в Священном Писании. Наконец, через полтора года на него находит, неожиданно, просветление [163] , и он наверстывает потерянное время, читает Часослов и Псалтырь и покидает гостеприимного Тита. Но он не собирается зарыть свой талант, приобретенный такой дорогой ценой, в родном местечке. Он хочет учиться еще и действовать. Он уходит из дома куда глаза глядят, доходит до Волги и приходит в большое село Никольское-Соболево [164] , немного ниже Юрьевца. Там он поселяется у одного священника по имени Иван, своим усердием в церкви настолько располагает его к себе, что тот отдает ему руку своей дочери Евдокии [165] . Тут сразу же он фактически становится, без посвящения в духовный сан, церковнослужителем: начинает служить в церкви в качестве чтеца и певца. Ему достаточно этих скромных функций для того, чтобы начать проявлять себя духовным руководителем – к чему он чувствует такую потребность. Когда он видит, как местные священники и другие клирики пьянствуют и ведут распутный образ жизни, он не перестает обличать их. И, очевидно, его обличения являются очень резкими и очень частыми, а строгость его представляется чрезмерной, потому что враги его пишут на него донос по всем правилам, направляя его патриарху Филарету.
163
Преподобный Сергий подобным же образом, будучи ребенком, гораздо хуже учился, чем его братья, что длилось до тех пор, пока у него не произошло однажды просветления: это сходство, однако, не дает права подвергнуть сомнению то, что рассказывается о Неронове.
164
На левом берегу Волги, Березниковский уезд, Юрьевецкого округа (Готье. С. 589).
165
Материалы. I. С. 250. Этот брак не мог состояться раньше 1617 года; однако даже здесь, в Житии, Неронов назван отроком.