Проверим на вшивость господина адвоката
Шрифт:
– Так что вы говорили о вашей прежней работе?
– Ах да, к нам недавно пришел новый генеральный, привел с собой молодых и борзых… Так они все обращались без отчества даже совсем к пожилым людям. Хотя сам генеральный этого не делал, черт бы его побрал!
Сметанин рассмеялся:
– Он что, вас уволил?
– Именно!
– А хотите, подадим на него в суд?
– В суд?
– Ну да, я адвокат, знаете ли…
– Да нет, не хочу! Все равно проиграю. И вообще, я начала новую жизнь, и потом… не тронь говно… Ой, простите!
Он опять рассмеялся:
– Вы полагаете, я не знаю таких
Лиза промолчала. Она была в полном смятении. Он нравился ей до такой степени, что она готова была разрыдаться. Надо ж такой случай, а она выглядит как… И он считает ее пожилой… или по крайней мере своей ровесницей, а она точно знает – он старше ее на пять лет… И еще он решил, что она дура…
– Елизавета Федоровна, давайте остановимся у аптеки.
– Хорошо.
Лиза затормозила. У Сметанина была сломана правая рука. Он попытался открыть дверцу левой, у него не сразу получилось, а Лизино сердце облилось кровью от жалости.
– Давайте я сбегаю, быстрее будет. Что купить?
– Анальгин. Рука болит.
Возле прилавка стояли два человека. Лиза встала за ними. Господи, что же делать? Или не надо ничего делать? Пусть все идет как идет? Но все-таки эта встреча не случайна… Это судьба… Ее окатило жаром. Он моя судьба? Да ты что, Лиза, с ума спятила? Ты уже и забыла, что такое бывает с женщинами… Говорят, у него красавица жена, молоденькая… Мне тут ничего не светит… Ну что за дурь, как будто обязательно быть двухметрового роста, тощей моделью со сделанным лицом, чтобы привлечь мужчину, а у меня в мои тридцать семь с немодельной внешностью уже и шансов нет? Глупости! Вон мне сегодня с утра совсем мальчик в любви объяснялся, между прочим – музыкант с мировым именем! А тут довольно-таки потрепанный мужик, который таскается то и дело по тюрьмам…
– Девушка, вам чего?
– А? – опомнилась Лиза. – Извините, две упаковки анальгина.
Вон и продавец назвал девушкой, хотя они теперь всех зовут девушками. Либо бабушками. Либо мамашами.
Она побежала к машине. Еще издали увидела, что Сметанин читает газету. Господи, как я хочу, чтобы он читал газету у меня на кухне, а я бы жарила ему яичницу… С черным перцем…
В машине пахло хорошим, дорогим одеколоном. И этот запах удивительно подходил ее любимой «Феле».
– Извините, там небольшая очередь была. Вот!
– Спасибо. А вы позволите закурить? Если вам неприятно, я не буду.
– Курите, ради бога, меня это не смущает.
– Замечательно!
Ненавижу слово «замечательно»! Сейчас все говорят «замечательно». Особенно на телевидении. «У нас в гостях замечательная актриса». «Победитель получит замечательный приз». «На дворе замечательная погода». «А сейчас наш замечательный спонсор расскажет о…» Но в устах Алексея Григорьевича оно звучит совсем иначе. Замечательно звучит. Я пропала!
– Елизавета Федоровна, я пробуду здесь не меньше полутора часов. Можете пока быть свободны, только постарайтесь не опаздывать.
– Буду как штык!
– Замечательно!
Лиза молча потянулась и открыла ему дверцу.
– Спасибо!
Вежливый, собака! – подумала Лиза. Кстати, когда на его месте сидела собака, мне было в сто раз спокойнее.
– Девушка, до Ленинградского вокзала не подбросите? – обратилась к ней пожилая женщина
– Садитесь!
По Садовому сейчас опасно ехать, можно намертво застрять в пробке. Лиза свернула на Лесную, развернулась и поехала по Палихе.
– Подрабатываешь? – спросила женщина.
– Приходится.
– А муж что?
– Нету мужа!
– Твое счастье, – вздохнула женщина. – Одной лучше! Я, как мужик мой помер, только жить начала… А то света белого не видела. Да еще и сынка он мне заделал – тоже не приведи господь! Я в него столько сил и деньжищ вбухала, а он… Теперь вот сумки в Бутырки таскаю. Мне спокойнее, когда он сидит. Вот до чего довел! А так я домой приду, дверь закрою и… короче, без мужиков лучше.
– А сын что? Пьяница?
– Да лучше бы пьяница. Наркоман! И чего ему в жизни не хватало? С самого детства как сыр в масле катался… Мы с мужем хорошо зарабатывали, ни в чем не отказывали ему… Вот муж – тот и вправду пил да по бабам гулял… Он у меня парикмахер был, хороший очень… Но до баб лютый… А сын – нет, ему, по-моему, и бабы без надобности. Как думаешь, сколько мне лет?
– Ну не знаю… – смутилась Лиза. Она дала бы пассажирке лет шестьдесят. Но раз спрашивает, значит, ей значительно меньше…
– Да ладно, что ж я, себя в зеркале не вижу? А мне, между прочим, сорок четыре!
У Лизы сжалось сердце. Ничего себе!
– Вот до чего сынишка-то довел… У меня подружки еще хоть куда, а я старухой стала. Ой, вот мы и приехали. Сама не знаю, зачем я тебе все это вывалила… Тебе оно надо? Сколько с меня?
– Да нисколько, не надо ничего…
– Пожалела меня? Вот за это спасибо, только деньги ты возьми, я и сейчас хорошо зарабатываю, не думай! На вот, восемьдесят рубликов хватит? Бери, кому говорю!
– Спасибо!
– Ну будь здорова! И дай тебе Бог счастья… Ты вот небось думаешь: счастье – это когда мужик есть, красивый, умный, непьющий и при деньгах? Ничего подобного! Счастье – когда придешь домой, а там никого нет, все тихо, чисто, пахнет хорошо… Хотя в твои годы это еще трудно понять.
– Какие мои годы? Мне уже тридцать семь…
– Да ну? А я думала, лет двадцать восемь, не больше! Вот что значит без мужика… Ну все, будь здорова.
От вокзала Лиза никого не взяла, знала, что это опасно. Ждать Сметанина пришлось еще минут сорок. Лиза сняла было с головы платок, встряхнула головой, волосы рассыпались. Она посмотрела на себя в зеркальце. Несчастная мать наркомана явно мне польстила. Все мои годы тут, никуда не делись. И кожа какая-то сухая стала, хотя чему удивляться, если я больше не хожу в салон красоты. Надо купить крем пожирнее и мазать на ночь лицо, а то скоро совсем в старуху превращусь… А волосы лучше убрать, не дай бог, он поймет, что я из-за него… Нет, лучше действовать не так… Лучше стать ему необходимой, незаменимой… А потом в один прекрасный день, когда он в благодарность за мою преданность пригласит меня, допустим, в консерваторию или в ресторан, прийти совсем другой – ослепительной, в шикарном платье… Он будет ждать меня у памятника Чайковскому, я подойду… «Добрый вечер, Алексей Григорьевич!» Он вытаращит глаза, помотает головой, словно сам себе не веря, и скажет: «Лиза, как ты прекрасна!»