Провидец Александр Энгельгардт
Шрифт:
Один из основоположников славянофильства Иван Киреевский, основываясь на книге И.И. Голикова "Деяния Петра Великого, мудрого преобразователя России", пересказывает ту же мысль Петра в несколько иной формулировке:
"Кто бы мог подумать, братцы, - говорил Петр в 1714 году в Риге, осушая стакан на новоспущенном корабле, - кто бы мог думать тому 30 лет, что вы, русские, будете со мною здесь, на Балтийском море строить корабли и пировать в немецких платьях? Историки,-прибавил он,-полагают древнее седалище наук в Греции; оттуда перешли они в Италию и распространились по всем землям Европы. Но невежество наших предков помешало им проникнуть далее Польши, хотя и поляки находились прежде в таком же мраке, в каком сперва были и все немцы и в каком мы живём до сих пор, и только благодаря бесконечным усилиям своих
И Киреевский добавляет уже от себя:
"Эти слова объясняют увлечение, с которым действовал Пётр, и во многом оправдывают его крайности. Любовь к просвещению была его страстью. В нём одном видел он спасение для России, а источник его видел в одной Европе. Но его убеждение пережило его целым столетием в образованном или, правильнее, в преобразованном им классе его народа, и тому тридцать лет едва ли можно было встретить мыслящего человека, который бы постигал возможность другого просвещения, кроме заимствованного от Западной Европы".
В этой обстановке отчасти понятны и неприязнь Петра к некоторым сторонам русской церковной жизни, и его стремление, заимствуя западноевропейскую культуру, взять и элементы протестантской религии. И он нашёл верного помощника в деле преобразования Русской Церкви в лице Феофана Прокоповича, поставленного архиепископом великоновгородским и великолуцким. Феофан, по словам Поселянина, "из пребывания своего среди католиков (ради получения образования) вынес глубокую ненависть к ним, особенно к иезуитам. К сожалению, избавленный от влияния латинства, он всю жизнь тяготел к протестантизму". В личном плане широко образованный Феофан был "угодливое перо", честолюбец, ловкий интриган с изворотливым умом, остроумием, железной волей, настойчивостью и непреклонностью в достижении цели, любитель сытно и вкусно поесть. Особенно поражало его корыстолюбие: "Сколько государь ни жаловал его, ему всё казалось мало, "и попрошайничество, слёзные, очень типичные письма его о его нищете с подробными объяснениями, откуда она происходит и как он бедствует, с просьбами о помощи - то дать ему дом в Москве, то денег, то простить долг, - проходят чрез всё его архипастырское служение".
Трудно, кажется, представить себе архипастыря, столь не соответствующего русскому представлению об идеале святителя.
Феофан "был широк в расходах... Но нельзя, к чести его, не сказать, что он был щедр и любил помогать даровитым молодым людям, которых на свой счёт отправлял учиться за границу". (Помог он и юному Ломоносову.) И общий вывод Поселянина таков: "... невольно приходится жалеть, что великий ум Феофана не был озарён тем пламенем веры, которое бы осветило в его глазах иначе многие из явлений в церковной жизни того времени, и сроднило бы его с тем русским народом, духу которого так чужд Феофан-европеец".
Феофан и стал творцом того "Духовного регламента", который определил направления реформы Русской Церкви.
Вскоре после смерти Петра России пришлось пройти через пятнадцатилетний период господства немцев, особенно через время бироновщины. Но Феофан до своей смерти находился с Бироном в хороших личных отношениях.
Затем на престол вступила Елисавета Петровна, царствование которой Поселянин определяет как "истинно русское. После владычества немцев, при дворе стали видны исключительно почти русские люди. За 20 лет правления Елисаветы Россия отдохнула от всей пережитой ею тяготы". Елисавета, "несмотря на всю свою страсть к увеселениям, балам, спектаклям, нарядам, в душе была чисто русская девушка и была предана Церкви и всем её обрядам, как любая боярышня Московской Руси". Но, - свидетельствует Поселянин, "в эту эпоху спокойной своей жизни высшее духовенство чересчур предавалось роскоши и мало помышляло об удручении плоти. Так, соборные старцы и настоятели монастырей носили бархатные и шёлковые рясы, исподнее платье с пряжками серебряными и золотыми, обувались в шёлковые чулки. У Гедеона Криновского, знаменитого проповедника, который
Рядовые монахи старались не отставать от начальства:
"Вообще, Лавра пользовалась изобилием во всём. Она славилась в то время медами, пивами и квасами. Виноградные вина выписывались бочками, рыбы свозились от собственных её рыбных ловлей. Перед всенощной в северный и южный алтарь приносились вёдра с пивом, мёдом и квасом для клиросных... За всенощной в алтаре, после благословения хлебов, служащим подавали красное вино в чарах. Каждому монаху ежедневно отпускались: бутылка хорошего кагору, штоф пенного вина, по кунгану (кувшину) мёда, пива и квасу".
Легко представить себе, как были восприняты монашеством изменения в церковной жизни, последовавшие после смерти Елисаветы Петровны и с восшествием на престол Петра III, который, несмотря на кратковременность своего царствования, успел, однако, обнаружить опасные для Православной Церкви намерения. Сразу по восшествии на престол он в частном порядке заявлял не раз о намерении сократить число икон в православных церквах, переодеть православное духовенство в одеяния немецких протестантских пасторов и принудить российское духовенство к брадобритию.
По подсказке окружавших престол временщиков Воронцовых и Шуваловых 19 февраля 1762 года Пётр III издал указ о полной секуляризации церковных недвижимостей с передачей ведавшей ими Коллегии экономии из подчинения Св. Синоду Сенату. Эта мера, однако не была осуществлена ввиду последовавшего через три месяца после издания указа государственного переворота. Император был свергнут с престола и вскоре, как об этом было официально объявлено, "скоропостижно скончался", в действительности был убит во время карточной игры братом фаворита Екатерины Алексеем Орловым. Российской самодержицей провозгласили зачинщицу заговора Екатерину. Некоторые исследователи полагают, что внедрение этой немецкой принцессы в окружение императрицы Елисаветы Петровны (в качестве невесты, а затем и жены наследника престола Петра Голштинского) было результатом блестящей операции теневых антироссийски настроенных кругов Запада.
В манифесте Екатерины II от 28 июля 1762 года устранение Петра объяснялось, прежде всего, тем, что в его правление нависла угроза над Православной Церковью.
Поселянин считал, что Екатерина "не отличалась особой набожностью. Вместе с другом своим Вольтером и другими модными руководителями тогдашней мысли, она признавала в религии, главным образом, политическое значение именно род узды для народа. Лишённая искреннего религиозного чувства, она в то же время исполняла все требования наружного благочестия. Она не позволяла в своём присутствии говорить против религии, восхищалась проповедями Платона (Левшина, митрополита), целовала у духовенства руки, шла иногда в крестных ходах, бывала у Троицы, настаивала на том, чтоб присутствовать при положении в новую раку мощей св. Димитрия Ростовского..."
Разумеется, она приняла православие, скорее всего, по политическим соображениям, понимая, что иноверная императрица, протестантка, в православной стране на троне долго не усидит. Но Поселянин не отрицает и возможность известных изменении в её духовном мире под влиянием бесед с архиепископом псковским и нарвским Симоном (Тодорским). Этот учёный, долгое время в поисках образования проведший за границей, по возвращении в Россию был рекомендован императрице Елисавете Петровне в качестве законоучителя и учителя русского языка к наследнику престола великому князю Петру Фёдоровичу. Наследник, ещё подросток, был очень избалован, своенравен, неспособен к серьёзным научным занятиям. Да к тому же ещё рассеянный, вспыльчивый, с дурным характером и болезненный. Симон, готовя своего ученика-лютеранина к принятию православия, изъяснял ему наши догматы и старался развить в нём нравственную сторону. Как пишет Поселянин, "если, вследствие природных свойств ученика, Симон не достиг с ним того, чего достиг бы при других условиях, - то тем хорошим, что в нём было, Пётр многим обязан своему законоучителю. Например, Пётр, с одной стороны, не был ханжою, а с другой не любил никаких шуток над верою и словом Божиим.