Провинциал. Книга 4
Шрифт:
Преисполненная праведного негодования она двинулась к источнику подозрительных звуков, включая по пути свет, намереваясь изгнать нарушителя, покусившегося на её личное пространство.
— Ну, слава Богу, из ванной она таки ушла, — выдохнул я, — теперь неприятности, хоть и не исключены вовсе, но если и произойдут, то ущерба от них будет, всё таки, поменьше. Так или иначе, если она призовёт электричество, то сама, хоть, не пострадает.
— Очень хочется на это надеяться, —
Мы все, затаив дыхание, смотрели за сближением основных действующих лиц сегодняшней вечерней драмы. Между ними оставалось две двери. Пронька метался от военного советника до Алевтины, и обратно, нагнетая напряжение. Я ёрзал, как на иголках. Волновался, что поделаешь.
И тут меня вдруг обуяли всяческие опасения. Видимо, пессимистический настрой Истер передался и мне… Ну, правильно, она же у нас эмпат, и теперь, наверное, может не только чувствовать эмоции окружающих, но и передавать им свои. Надо у неё поинтересоваться, кстати, контролирует ли она это своё свойство, а сейчас…
— Зара, переоденься-ка в костюм горничной…
— Что это ты удумал? — с подозрением покосилась на меня подруга, — ролевые игры решил тут затеять? Так не время сейчас…
— Нет, — отозвался я, — это ты плохо на меня влияешь, а потому я решил, что пусть у нас будет хоть кто-нибудь, кто сможет оперативно повлиять на события, если они начнут развиваться в нежелательном направлении.
— Тогда я с ней, — вдруг подала голос Эви, — если что, то и квалифицированную медицинскую помощь окажу…
— Хорошо, — одобрил я инициативу нашей прекрасной докторши, — но только без моей команды ничего пока не предпринимайте. И тебе, Эви, в горничную одеваться, наверное, не стоит, так что, если будет необходимо, то выйдешь на сцену со словами «Я врач!».
— Ну, это понятно, — улыбнулась Эви, — но, в любом случае, пока ничего и не случилось, так что буду дисциплинированно ждать твоей команды.
— А по-моему, ждать то уже совсем не долго осталось, — сказала Светлана, глядя на инфопанель, — сейчас они друг друга увидят…
— Ага, — подхватила Истер, — и полетят клочки по закоулочкам…
— Тихо, болтушки, — я старался сконцентрироваться на происходящем, — не отвлекайте…
Немая сцена. Алевтина, кое-как задрапированная в банное полотенце, размашистым движением распахивает очередную дверь.
Полотенце, видимо, как-раз от этого рывка, разматывается, и падает на пол, оставляя её полностью обнажённой.
С другой стороны двери на это волнующее зрелище смотрит оторопевший военный советник, продолжая рефлекторно сжимать в руках бутыль шампанского, словно это последнее, что удерживает его рассудок от окончательного помутнения.
Глаза его лихорадочно шарят по фигуре Алевтины, стремясь запечатлеть в памяти тяжёлые,
Он даже не пытается вернуть на место отвисшую челюсть, очень сейчас напоминая тот самый библейский соляной столб, в который обратилась жена Лота.
— Вы? — голосом, в котором клокотала ярость, сдобренная слегка удивлением, — как вы смеете врываться ко мне?
— Я… — проблеял единовременно потерявший всю свою решимость чиновник, — вы же…
— Что я же? — вопрошала Алевтина, угрожающе прищурившись и уперев руки в боки.
Следует отметить то, что её теперешняя нагота её нисколько не смущала… Она была прекрасна в гневе, а у несчастного Паши в мозгу возникла шальная мысль: «Ведьма, как есть, ведьма. Сейчас в козла превратит»…
— Ах ты козёл, — словно эхо его потаённых мыслей донеслись до него слова красавицы, — ты чего сюда припёрся? На сладенькое потянуло?
И тут Павел Лаврентьевич с ужасом отметил, что мокрые пряди волос девушки начали жить собственной жизнью. Они начали извиваться, подобно змеям, поднимаясь в воздух… Ему даже казалось, что он слышит какие-то звуки, напоминающие шипение и потрескивание.
А потом он почувствовал, дуновение ветра, сначала слабое, едва различимое… Хотя, откуда взяться ветру в закрытом помещении? Тут он даже сквозняков раньше не ощущал…
Взгляд его был прикован к лицу госпожи Забелиной, выражение которого не сулило ему ничего хорошего, напротив, в глазах её разгорались странные огоньки, от вида которых господину Крыницыну стало окончательно не по себе.
А ветер усиливался, закручивался вокруг девушки плотными, почти осязаемыми потоками. Пряди её волос плыли по воздуху и по ним бегали, потрескивая, холодные голубоватые искры.
И тут Павел Лаврентьевич испугался, испугался до икоты.
Он с ужасом почувствовал, что ещё немного, и он может позорно утерять контроль над сфинктером прямой кишки…
— Что. Ты. Здесь. Забыл? — чётко артикулируя каждый звук спросила его Алевтина, продолжая сверлить гневным взором. В голосе её явственно лязгал металл.
Павел Лаврентьевич только глотал воздух и вращал глазами. Его разум бился в тисках безотчётной паники. Пальцы разжались, и тяжёлая бутылка обрушилась на пол и разбилась, далеко разбросав острые стекляшки и, вдобавок ко всему, залив ноги чиновника пенистой жижей.
Вдруг плотные струи воздуха, вращающиеся по спирали вокруг Алевтины ещё более ускорили своё движение, отбросив в стороны летящие к ней осколки стекла…
Обнажённое тело девушки вдруг покрылось сеточкой беспорядочно передвигающихся по поверхности её кожи электрических разрядов, и спустя какое-то мгновение в комнате раздался взрыв.