Провинциальная девчонка
Шрифт:
– Ты голоден?
– Еще бы, – отозвался он, переворачивая очередную страницу.
– Папа, Тео не хочет смотреть наши снимки.
– Ошибаешься, хочу.
Она поставила свою банку колы рядом с банкой Тео, выпрямилась и повернулась к брату:
– Джон Поль, приготовь мне и Тео что-нибудь поесть.
– Как же, дожидайся! – хмыкнул он.
Мишель подскочила к дивану и плюхнулась брату на живот. Но он заранее угадал, что она задумала, и успел приготовиться.
– Я сплю! – буркнул он. – Оставь меня в покое, черт возьми!
Но сестра, не обращая внимания на ворчливый тон, стала дергать его за волосы.
– Можешь поверить, что Кэтрин оставила
– Нет.
– Уму непостижимо!
– Угу.
– Открой глаза! – потребовала она.
Джон Поль громко вздохнул, но все же сделал, как она просила.
– Ну что тебе?
– Можешь сказать о ней что-то хорошее?
– Еще бы! Она была эгоисткой, жадиной, занудой, одержимой…
Мишель ущипнула его.
– Я же велела сказать что-то хорошее!
– Она мертва. И лучшее трудно придумать.
– Бессовестный! Есть хочешь?
– Нет.
– Не правда, хочешь. Ты всегда голоден. Пойдем, помоги мне. Мишель встала, но брат успел схватить ее за руку.
– Когда Тео уезжает?
Такого вопроса она не ожидала. И теперь растерялась. Джон Поль застал ее врасплох.
– В понедельник, – прошептала она. – Вместе со своим другом Ноэ. В понедельник утром.
До чего же у нее грустный голос! Просто противно! Она не пыталась изображать храбрость, не притворялась, что ей все равно, потому что брата не одурачишь. Джон Поль знал ее лучше всех на свете и к тому же видел насквозь. Ей в голову не приходило солгать ему.
– Ты сильно сглупила, – прошептал он.
Мишель кивнула:
– Ты прав.
– Не стоило так подставляться.
– Знаю.
– Почему ты не сумела себя защитить? Он чужак.
– Все случилось так неожиданно. Что я могу сказать? Просто… так вышло.
– И?..
– Что "и"?
– И ты собираешься раскиснуть, когда он исчезнет?
– Нет, – пробормотала она и уже смелее повторила:
– Нет.
– Посмотрим.
Тео, не обращая на них внимания, рассматривал выцветший снимок молодой красивой женщины, стоявшей под деревом с букетом маргариток в руках. На ней было длинное платье из светлого органди, подпоясанное лентой, длинные концы которой свисали до земли. Короткие вьющиеся волосы обрамляли ангельское личико. Фотография была черно-белой, но Тео предположил, что волосы ее были рыжими, а глаза – синими. Будь прическа и одежда более современными, Тео подумал бы, что перед ним Мишель.
– Это моя Элли, – пояснил Джейк. – Хорошенькая, правда?
– Да, сэр, очень.
– Глядя на свою троицу, я в каждом вижу Элли. У Реми ее смех, у Джона Поля – любовь к дикой природе, а у Мишель – сердце.
Тео кивнул.
Джон"Поль направился было на кухню, но, услышав слова отца, остановился и перегнулся через плечо Тео. Потом Тео перевернул страницу, и Джон Поль отошел. На следующем фото были маленькие Реми и Джон Поль. Между ними стояла девочка. Мальчики выглядели так, словно только что вывалялись в грязи и были страшно этим счастливы. Чего стоили их гнусные улыбочки! Девочка, явно выросшая из платьица, не улыбалась. Наоборот, свела брови.
– Это Кэтрин, – сказал Джейк. – Она всегда носила платья, что бы там ни было. Это – одно из ее любимых, потому что на нем кружева. Помню, как она приставала к матери, чтобы зашила очередную дырку.
Тео продолжал листать альбом. Мать Кэтрин, должно быть, посылала снимки после переезда в Новый Орлеан, потому что он увидел не меньше двадцати фотографий Кэтрин. Девочка неизменно была в платьях, раз от разу становившихся все дороже. На одном снимке она
Джейк, увидев фото, хихикнул.
– Кэтрин всегда старалась иметь все в двух экземплярах. Иногда люди, жившие когда-то в бедности, независимо от того, молоды они или стары, просто не могут, что называется, насытиться. Понимаете, о чем я?
– Понимаю, – кивнул Тео. – Люди, пережившие Великую депрессию <Экономический кризис 1929-1932 гг.>, неосознанно готовились к следующей и копили, копили, копили…
– Вот именно. И Кэтрин была из таких. Депрессия была для нее всего лишь страницей истории, но девочка вела себя так, словно пострадала от нее. Боялась, что останется без всего, и если ей нравились кукла или медведь, заставляла свою мать покупать сразу две игрушки на случай, если первая вдруг сломается. Да что там игрушки! С одеждой было то же самое. Как только у Джуни появились деньги, она уж постаралась, чтобы у дочки было все самое лучшее и чтобы любой ее каприз немедленно исполнялся. Элли считала, что Джуни так балует Кэтрин из чувства вины. Потому что Кэтрин родилась внебрачным ребенком. Я думал, что со временем она перерастет свое стремление копить вещи, но этого не произошло. Наоборот, становилось все хуже. У нее появлялось все больше странностей. Например, она велела провести двойную телефонную линию. Когда я спросил ее, зачем это, она ответила, мол, на случай, если одна выйдет из строя. Заявила, что не желает лебезить перед мастерами, ожидая, пока те соизволят отремонтировать телефон.
– Джон Поль разогревает гамбо! – объявила вошедшая Мишель.
Тео листал страницы. Еще раз взглянул на фото Кэтрин, одетой в чьи-то обноски, слишком тесные для ее растущего тела, и снова перешел к снимку, где Кэтрин, разряженная, как принцесса, сжимала две одинаковые куклы.
– Бедняжка стала стремительно толстеть после свадьбы, – заметил Джейк.
– Откуда ты знаешь? – удивилась Мишель. – Она никогда не позволяла тебе прийти в свой дом и увидеться с ней.
– Ее экономка сказала. Роза Винчетти и я иногда любили поболтать, когда она поднимала трубку. Чудесная женшина. Очень застенчивая, но милая. Дала мне рецепт спагетти по-домашнему, но я еще его не опробовал. Она тоже твердила, что очень обеспокоена растущим весом Кэтрин. Боялась, что когда-нибудь ее сердце не выдержит и разорвется.
– Кэтрин была… – начала Мишель.
– Странной! – крикнул Джон Поль из кухни.
– А ты, можно подумать, не странный, – парировала сестра.
– Черт, да по сравнению с ней я самый что ни на есть нормальный.
– Отец, а как ты узнал о деньгах? – спросила Мишель.
– Ты все еще мне не веришь?
– Я этого не сказала.
– Но по-прежнему не убеждена, так? – допытывался Джейк, вставая. – Я получил заверенное адвокатами письмо. Оно пришло около часа назад.
Он подошел к кухонной тумбе, поднял крышку сухарницы в форме слона, где держал все важные бумаги, и вынул конверт.
Мишель уже сидела рядом с Тео и тоже разглядывала альбом. Добравшись до фото матери, державшей на коленях ребенка, девушка осторожно коснулась его лица.
– Это маленький Реми.
Еще две страницы – и Тео уставился на снимок Мишель. И не удержался от смеха. На каждом снимке у нее что-то да торчало: волосы, рубашонка, высунутый язык.
– Я была неотразима. Верно?
– Абсолютно! – фыркнул он. Джек уронил конверт перед Мишель.
– Вот тебе доказательство, доктор остряк-самоучка!