Провинциальная хроника начала осени
Шрифт:
– А почему? – придвинулся Посейдон. – Почему вдруг?
– За последние несколько дней возникли странные сомнения, – сказал Майон. – Я ничего не могу выразить словами, я просто чувствую. Наверное, так меняется воздух перед штормом – вроде бы никаких перемен, но мир уже не тот, что прежде. Я начинаю сомневаться, все ли было так блистательно и незапятнанно, все ли герои были героями и такой ли уж славной была война. И так, как я хотел еще, месяц назад, писать я уже не могу. Нужно искать что-то новое. Нужно искать истину.
– Ну а дальше? – спросила Афина. – Ведь если ты пойдешь по этому пути, вскоре все равно обязательно нужно будет
Майон упрямо сказал:
– Я предпочитаю истину, в каком бы обличье она ни была. В этом моя задача и состоит – доносить до людей истину.
– По-моему, мы ошиблись. Он сделал выбор.
– Сестрица, ты преувеличиваешь, – сказал Посейдон. – Он лишь твердо намерен сделать выбор. За него еще не брались всерьез.
– Зато за нас брались, – сказала Афина. – В любом случае мы обязаны рискнуть. Ты согласился бы нам помочь, Майон?
– Я? – Он был безмерно удивлен. – Я не думал…
– Видишь, и он хлебнул уже этой отравы.
– Как многие, – сказала Афина. – И непоправимой трагедии я в этом не вижу. Не мешай, братец. Итак, Майон, ты действительно должен нам помочь, и не нужно удивляться тому, что и богам иногда требуется помощь людей. Речь как раз и пойдет об отношениях богов и людей, о том, что нам грозит опасность непоправимо разойтись в разные стороны. На Олимпе очень тревожно, Майон, на Олимпе – словно перед грозой. Еще не так давно боги и люди жили ближе друг к другу и были связаны гораздо теснее. Боги были не более чем старшими братьями. В любом случае в каждой семье были, есть и будут старшие и младшие: те, кто учит, и те, кто повинуется, – но отнюдь не слепо, а подчиняясь опыту и мудрости старших. Как-никак боги и люди рождены одной матерью – Геей. До недавнего времени у смертной женщины мог родиться ребенок от бога, а богиня могла полюбить земного юношу. Ваш Тезей, например, – сын Посейдона, ты знаешь?
– Вообще-то считается, что это легенда, – сказал Майон.
– Мальчишка, – сказал Посейдон. – «Легенда»! Видел бы ты эту женщину… А сын неплох, сестрица, ты согласна? Ведь это он создал твои великолепные Афины. А вспомни, как он…
– Помолчи, – мягко оборвала Афина. – Так вот, Майон, сейчас все меняется, и виной тому – Зевс. Он поклялся, что не допустит рождения новых полулюдей-полубогов. Он намерен поднять богов на недосягаемую высоту и превратить из старших братьев в повелителей, а вас – в рабов, безропотно выполняющих любые желания. Олимп навсегда укутается туманом, боги перестанут появляться среди людей, они будут лишь снисходить, ослепляя, раз в столетие или реже. Нас уносит в разные стороны, нужно торопиться, еще не поздно все исправить. (Майон невольно оглянулся: ему было не по себе.) Не бойся, то, что Зевс все видит и все знает, – сказки. Пока…
– И что же? – спросил Майон.
– Мы его свергнем, – мрачно пробасил Посейдон. – Иначе в кабалу попадем и мы, и вы. Что ты поскучнел? Не трусь, можно свергать и богов – сверг же Зевс своего отца. Правда, один раз у нас не хватило духу, но уж сейчас-то нужно постараться, не будет другого шанса.
– Но я-то? – спросил Майон. – Я-то что могу?
– Каждый берет на себя часть ноши, – сказала Афина. – Наша забота – Олимп. А твоей будет – открывать людям истину. Внушать им, что боги вовсе не руководят каждым вашим поступком, каждым событием, каждым словом. Чем меньше человек будет полагаться на богов, тем лучше и для него, и для нас: вы не превратите себя в рабов, а мы не
– Говорят, так считал и Прометей?
– Да, – сказала Афина. – И наша беда и вечный позор в том, что мы его не поняли тогда, не поддержали. Остается только надеяться, что на сей раз мы не оплошаем. А что касается тебя… Ты должен создать правдивую историю Троянской войны. Разрушить все вымыслы – будто в этой войне принимали участие боги, будто с их одобрения Дельфийский оракул предсказал Нестору и Агамемнону успех, что все началось из-за похищения Елены, будто оно было – похищение.
– Я говорил о Елене с Тезеем, – сказал Майон. – И уже тогда у меня мелькнула мысль, что Елена могла просто-напросто сбежать с Парисом, но ахейцы посчитали, что…
Посейдон расхохотался. Он смеялся, запрокинув голову, смех был горьким, а потом Майону стало ясно, что и не смех это вовсе, а одна похожая на трескучий лай безудержная горечь, и кони забеспокоились, забили ногами, осыпая стоящих тучей брызг. Посейдон прикрикнул, и они успокоились.
– Ты все еще стараешься считать людей лучше, чем они того стоят, – мягко сказала Афина. – Согласен, что Елена сбежала сама, но продолжаешь верить, что ахейцы не разобрались в случившемся и сгоряча бросились в погоню. Ничего подобного, никаких трагических случайностей. Флот и войско были уже наготове, если бы Парис заколебался, промедлил, наверное, Агамемнон с Менелаем сами затолкали бы его с Еленой на корабль и отправили в Трою…
– Но в это невозможно поверить, – сказав Майон. – Чтобы…
– Чтобы Елену своими руками отдали Парису ее муж Менелай и муж сестры Агамемнон? Невозможно, когда речь идет об обычных людях и простых человеческих чувствах, Майон. А здесь были два царя, одержимые мыслью уничтожить и разграбить Трою, к тому же за их спинами стоял десяток правителей других государств, увлеченных теми же целями. Может быть, Менелаю не так уж и хотелось, но кто его спрашивал? Трою несколько раз пытались спровоцировать на войну, но она не попалась на удочку и не начинала первой, так что, как видишь, здесь нет героев. Вернее, есть только один – Приам, который изо всех сил пытался отвести войну от своей Трои, даже оставил безнаказанным похищение ахейцами своей дочери – одну из провокаций.
Майон верил – нельзя было им не верить, не потому, что они были богами, верил потому, что они с беспощадной строгостью относились, в первую очередь, к самим себе, отвергали попытки предстать в наиболее выгодном свете. Они не щадили себя, а меж тем промолчи – сохранили бы прежний романтический ореол вдохновителей и участников великой и справедливой Троянской войны.
– Ну, что же ты? – спросила Афина. – Или уверен, что теперь рушится мир?
– Нет, – ответил Майон решительно и зло. – Это лишь означает, что рушится одна из красивых сказок. И не более. Главными законами человечества остаются добро и истина. А подвиги… Их хватает неподдельных.
– А твой труд о Троянской войне? Который мог бы принести тебе славу?
– У меня будет труд о Троянской войне, – сказал Майон. – Пускай и не тот, на который я рассчитывал.
– Право слово, он нам подходит, сестра, – сказал Посейдон. – Пусть делает свое дело, а мы будем готовить наше. Может быть, ему с Прометеем посоветоваться? Прометей может знать что-нибудь о рукописи Архилоха.
– Правильно, – сказала Афина. – Майон, ты завтра же, вернее, уже сегодня отправишься в Микены, к Прометею.