Провинциальный детектив
Шрифт:
Увидев его, она не удивилась. Видимо, уже все знала, но вида не подала.
Выглядела она лучше, но все равно как-то отстраненно, как будто была не здесь. Вот только где? К Смородскому, несмотря на все свои показные поползновения, она все же не стремилась. И где она теперь?
– Садитесь, Александр Борисович, – женщина замолчала, нарочито загадочно прищурившись.
«А теперь будем про деньги…» – решил Турецкий. Но нет, это не был предмет для обсуждения. Конверт. Она сама открыла, перебрала в руках красные бумажки.
– Здесь
– Да бросьте вы! За моральный ущерб. Ведь так испачкались…
Да уж, конечно, испачкался. Впрочем, это слово не очень подходило. Здесь была даже не грязь, – смешно было бы, если бы следователь с его опытом боялся вляпаться в грязь. Это зло. Вспомнилась одна из первых его встреч в этом городе: любитель рыбок Феоктистов. Ведь он оказался прав. И он сам даже не догадывался, насколько. Ясно, что покойный Смородский на главного демона не «тянул». Просто порочный самовлюбленный кретин. Нехорошо, конечно, так про покойного. Но зло нашло его, странно только, что таким способом.
– Я помню этого мальчика, – сказала она вдруг, что называется «без разбега». Меньше всего была похожа на человека, который собирается что-то произнести.
– Вам надо отдохнуть.
– Не увиливайте. – Взгляд стал более сосредоточенным.
– Хотите поговорить про этого мальчика? Что ж, давайте обсудим…
– Не иронизируйте. Я действительно хочу поговорить о нем.
Вот это интересно. Тон был такой, как будто ей на самом деле есть, что сказать.
– Он не виноват, этот мальчик, – заявила она.
Его передернуло от ужаса. Именно от ужаса! Хорошенькое дельце! А не поздно ли ее на признания пробило? Что еще у нее в секретном ящичке? Видимо, он бездонный…
– Анна Федоровна, виноват. Он признался. Это доказано. Что бы вы сейчас ни сказали, назад пути нет.
Она покраснела до ушей.
– Вы меня не поняли. Я вовсе не собираюсь открыть вам какую-нибудь страшную тайну, которая поставит все с головы на ноги. Я о другом. Ведь есть фактическая сторона, а есть… более тонкие вещи.
Турецкий насторожился. Сейчас начнется!
– Он правда не виноват, – продолжала она. – Он орудие. Не знаю, почему именно он. Просто так получилось.
Анне Федоровне действительно надо уехать и подлечиться. Она говорила редчайшую ерунду. Это ж надо было: потратить столько денег, чтобы прийти к таким выводам!
– Если уж на то пошло, то вы так думали с самого начала. Кто бы ни убил вашего мужа, вы изначально воспринимали его просто как орудие возмездия, не так?
– Да, если угодно. Спросите, за что возмездие? За измены, скотское отношение, равнодушие? Просто плохой муж. Мелковато получается. Но вот такая я мелочная. Это ведь моя жизнь. Другой не будет. И вот что с ней стало…
– Какая разница, за что? Меня это не касается. Теперь уж точно.
– Ценю вашу деликатность. – Она откинулась на шезлонге и уставилась в сторону. В
– А что до мальчика, вопрос «почему так получилось» нужно его родителям задавать. Я, по крайней мере, так думаю.
– А что родители? – она снисходительно мотнула головой. – Более или менее приличные люди. Кравцов, во всяком случае, не самое большое дерьмо в нашей мэрии.
– Эк вы жестко! И тем не менее…
– Да нормальные они. Жалко.
Что ей жалко? Жалко у пчелки, уж извините за банальность. Это горе, какая уж тут жалость!
– Да. Жалко. Кире этот мальчик нравился.
Кстати, о Кире. Не его, конечно, это дело, но высказаться надо. Потому что, кто еще скажет?!
– Анна Федоровна, прекратите посыпать главу пеплом и скорбеть о загубленной молодости!
Она оживилась.
– А почему вы решили, что скорблю?
Скорбит – скорбит! И продолжает сводить счеты со своим покойником. Есть такая мысль, что у каждой девушки должен быть в жизни роковой негодяй. Чтобы страдания, слезы, чтобы было что вспомнить. Но нельзя это растягивать на всю жизнь. Это просто вредно. И теперь речь уже даже не о том, что это вредно ей…
– Конечно! – она покачала головой. – Какая, собственно, разница? Со мной уже все кончено, вы ведь это имеете в виду, да?
На какой сарказм пробивает уязвленное самолюбие! Пусть как хочет, так и понимает. А если есть проблемы, нужно идти к психотерапевту, а не близким голову морочить.
– У меня уже нет проблем, – отрезала Смородская.
– Ошибаетесь. Есть. Или скоро будут.
Она мгновенно натянула на лицо маску высокомерия и равнодушия, тем самым будто желая сказать: «Ну что вы можете понимать в моих проблемах?!»
– Это очевидные вещи, – продолжил Турецкий. – Я не понимаю, почему вы этого не замечаете. Или не хотите замечать. Ваша девочка – хорошая девочка, просто очень закомплексованная, нервная и одинокая. И одета отвратительно, уж извините за прямоту!
Смородская подняла голову. Видать, задело за живое.
– А что я с этим могу сделать?
– Купить что-нибудь, как минимум.
Она засмеялась.
– Да я не об этом. Это меньшее из зол. Так сказать, следствие. Она ведь очень на него похожа, на Олега. Закрытая, упрямая и… странная. И от этого все проблемы.
Если бы! Проблемы оттого, что оба родителя ее в упор не замечали, каждый по своим причинам. Это яснее ясного. А все остальное – отговорки и самооправдание.
– Я знаю, что вы думаете. Вы думаете, что, погрузившись в свои мелкие или крупные личные трудности, я ее не видела. В общем, так и есть, но, как ни странно, это дало положительный эффект. Она тоже в них погрузилась. Я знаю, что мне просто по неизвестной причине колоссально повезло. Она меня любит. И нельзя сказать, что это нечто само собой разумеющееся. Может быть, она меня любит немного не так, как положено дочерям любить матерей…