Провинциалы. Книга 3. Гамлетовский вопрос
Шрифт:
– Так и передам, я сейчас к нему бегу.
…Но выбрать паузу в будние дни так и не удалось ни на следующей неделе, ни через одну… То у одного командировка, то у другого, а Дзугов вообще из районов не вылезал, готовил отчетно-перевыборные конференции. Можно было, конечно, встретиться в выходные, но ими Сашка жертвовать не хотел, в пятницу на последнем автобусе, а то и на попутках торопился к семье, на два дня отключаясь от забот.
Как правило, они втроем (Светланку уже можно было брать с собой) уезжали в Теберду или в Архыз – красивые долины вдоль быстрых горных рек с хрустально прозрачным и бодрящим именно в это время
Дни эти пролетали стремительно, сжимаясь в неповторимые мгновения, насыщенные и сожалением об их краткости, и желанием надолго сохранить в памяти очищающую энергию радости единения с окружающим миром и любви к нему, друг к другу, ко всем знакомым и незнакомым людям…
А потом разноцветье стало желтеть, превращаться в золото, устилать улицы, шуршанием напоминая о приближающейся зиме, летняя суета отступала в прошлое – прекрасная пора (не зря у Пушкина была Болдинская осень!), время недолгой остановки, оценки того, что уже прожито, и определение планов на будущее…
В это время неплохо писалось.
Сашка приходил теперь на работу как можно раньше, перенеся завтрак из общежития в кабинет, и в течение полутора-двух часов жил со своими героями совершенно в ином мире, где уже вовсю лежали снега и трещали нешуточные морозы, а его герои в череде важных дел старались найти ответы на непростые и совсем не актуальные (а кое в чем запретные) для большинства вопросы…
Когда начинали греметь шаги по коридору, он нехотя возвращался в действительность, в которой первым, как правило, появлялся Кантаров, приходивший на полчаса раньше и в обязательном порядке обходивший все кабинеты, словно ожидая найти за закрытыми дверями нечто непозволительное.
– Творишь? – догадливо изрекал он.
На что Сашка сначала согласно кивал, но после того как тот на редколлегии совершенно серьезно заявил, что Жовнер занимается графоманией в ущерб своим обязанностям, стал рукопись закрывать или газетой, или письмом и делать вид, что уже весь в рабочем процессе…
С Кантаровым, несмотря на все Сашкины попытки, отношения не сложились, помирить двух умных и талантливых людей – Красавина и Кантарова, как он надеялся, не получилось, дружить же он предпочел с Красавиным, что привело к натянутым отношениям не только с Кантаровым, с Селиверстовой и ее подчиненными. И неожиданно для него с Олегом Березиным, который держался в редакции довольно независимо (он был секретарем партийной организации). Жовнер предположил, что подобное охлаждение наступило не без участия Марины…
Иногда вторым в редакции появлялся Красавин, который предпочитал писать в одиночестве и относительной тишине. Дома, хотя он и получил уже двухкомнатную квартиру, уединиться не позволяли дочь и жена, поэтому он допоздна задерживался по вечерам, а если не успевал закончить, на следующее утро дописывал. Обычно он стремительно пробегал по коридору и заходил к Сашке только после того, как заканчивал материал, удовлетворенный, хитро улыбаясь, уверенный в себе. Они обменивались необязательными репликами о том, что надо
…В тот уже по-настоящему осенний день, пронизанный прохладным ветерком, загоняющим в тупики желтые одинокие листья, Жовнер тоже пришел раньше остальных, но новость узнал, когда уже коллеги ходили с сосредоточенными и серьезными лицами, а начальствующая тройка и Красавин спешно были вызваны в крайком партии.
Ближе к обеду телетайп начал выстукивать первые лаконичные строки сообщения о кончине Генерального секретаря Коммунистической партии Советского Союза Леонида Ильича Брежнева, и новость из разряда слухов перешла в свершившееся событие.
В редакции повисла гнетущая тишина, которую все почему-то боялись нарушить неосторожным словом. Она была столь томительна, что Сашка вышел на улицу, но и там пешеходов и машин было меньше, чем обычно. Он специально прошел вверх и вниз по проспекту, вглядываясь в лица, стараясь разгадать, какие мысли по поводу случившегося те скрывают, но они все были на удивление безэмоциональными.
Красавин, вернувшийся с безразмерного заседания в крайкоме и теперь строчивший печальные отзывы трудящихся, высказался с неуместной улыбкой, что ничего страшного в происшедшем не видит, все смертны, все уходят рано или поздно, главное теперь – кто придет.
– Страна ждет… – бодро произнес он. И добавил с улыбкой тайного знания: – Мы в начале больших перемен…
– В редакции? – уточнил Жовнер.
– В стране, – ответил тот. – Закончилась эпоха маразма.
– Ты думаешь, его сменит кто-нибудь моложе?
– Надеюсь, не совсем же там наверху выжили из ума… Посмотрим, кто возглавит похоронную комиссию… Тот, вероятнее всего, и станет преемником… Сегодня-завтра все узнаем… Вперед, коллега, строчи отзывы, приближай перемены…
Опасные игры
Сталинские времена Сашка, естественно, помнить не мог. Когда вся страна рыдала и переживала дни обездоленности, он еще только делал первые шаги. Но о Сталине он слышал с той поры, как только стал вслушиваться в разговоры старших. За Сталина поднимал обязательный тост отец в День Победы. Кое-какое представление о других руководителях страны он составил из реплик матери, нет-нет да и позволявшей себе неблагожелательно пройтись по всем правителям, как настоящим, так и бывшим. Дополняла картину реакция отца на памятное партийное собрание для рядовых коммунистов, где их ознакомили с секретным докладом Никиты Хрущева, из которого следовало, что все довоенные, военные и послевоенные годы в стране правил какой-то культ и от него пострадали многие безвинные люди.
– Мы войну с именем Сталина выиграли! Мы под пули за него шли!.. А нам говорят – культ… А кто цены сбавил? Кто нам, воевавшим, обещал хорошую жизнь? И была, если бы пожил еще… – хорохорился тогда отец, опрокидывая стопку за стопкой и от расстройства забывая закусить.
– Ты бы молчал, – вполголоса советовала мать и сама наливала ему водки, надеясь, что, опьянев, он быстрее угомонится и ляжет спать. – На людях не вздумай спорить… Помалкивай.
– Куда уж теперь спорить? Резолюцию приняли, свержение этого культа поддержали – подчиниться обязан как член партии. Хотя и не разделяю, об этом и высказался…