Провинциалы. Книга 4. Неестественный отбор
Шрифт:
– А чего не рассказываешь?
– А тебе интересно?
– Ну ты даешь, старичок… Я эту встречу с таким трудом организовал…
– За это ты молодец, – сказал Сашка, согласившись, что в происшедшем есть заслуга и Алексея. – Поговорили очень даже хорошо…
Ставинский слушал его сначала спокойно, потом стал расхаживать по номеру, а когда Жовнер закончил, довольно потер руки, с грохотом пододвинув стул, уселся напротив и стал загибать пальцы.
– Получим бумагу – первым делом запустим музыкальный еженедельник тиражом тысяч пятьдесят, я уже зондировал, на ура пойдет.
Здесь
– Ну ты и наглец, Леша… Надо было тебя к министру брать… Скажи спасибо, что столько дали.
– Ладно, в следующий раз с тобой пойду, еще попросим…
Взглянул на Сашку изучающим взглядом и неожиданно просящим тоном произнес: – А деньги за еженедельник получим, давай купим технику для тиражирования пластинок… Сделаем свою студию, я самые известные группы привлеку… Можешь не сомневаться, они в этом заинтересованы. И спрос не меньше, чем на книги.
– Давай сначала деньги получим, – уклончиво отозвался Жовнер, разделяя надежды Ставинского, но понимая, что подобное оборудование будет стоить немало.
– Но мы договорились, – сказал Леша, возвращая стул на место. – Я с завтрашнего дня начну переговоры с музыкантами.
Сашка помедлил, но под пристальным взглядом Леши согласно кивнул.
– Да, кстати, тут тебе одна симпатичная москвичка все названивала, номерок оставила. Просила обязательно отозваться, – игриво произнес Леша, выделив «симпатичная», словно уже ее лицезрел, и «обязательно», намекая на нечто непозволительное. Подколол: – Вот уж не думал, что у положительного во всех отношениях однолюба шефа есть жуткая тайна…
– Это старая знакомая, – взглянув на номер и отчего-то смущаясь, сказал Сашка.
– Я понимаю, за пару дней новую с таким милым голоском завести сложно. Но гостиничный номерок-то откуда-то знает…
– Ладно тебе. Подруга холостяцкой юности, – грубовато произнес он.
– Не спорю, – поднял тот руки.
Сашка набрал номер.
– Мне удалиться? – прошипел Леша.
– Можешь записывать…
Трубку Нелли подняла сразу, словно ждала. Обрадованно произнесла, что уже дома, ушла с работы пораньше, ждет его.
– Ты знаешь, ничего не получится. Я уже собрался, через полчаса уезжаю в аэропорт, вылетаю домой.
Ставинский удивленно посмотрел на него, но промолчал.
– Что-то случилось? – после паузы, не скрывая разочарования, спросила она.
– Срочно надо быть на работе… Но через пару недель я снова прилечу, – торопливо пообещал он. – И сразу же тебе позвоню. Ты никуда не собираешься уезжать в ближайшее время?
– Я домоседка.
– Я обязательно приду в гости.
– Позвони, – отстраненно и сухо произнесла она, заставляя Жовнера еще больше чувствовать себя виноватым.
– До встречи, – бодро произнес он.
– Счастливо.
Она положила трубку первой.
– Обидел женщину, – догадливо констатировал Ставинский. – Теперь, старичок, теплого приема и нежного взгляда не жди… А мы что, действительно сегодня летим?
– Завтра утром. Первым рейсом.
Леша глубоко вздохнул. И продолжил,
– А ведь мог бы незабываемо провести вечер…
– В тебе погибает талант сводника.
– Это верно, – оживился тот. – Люблю устраивать чужое счастье…
Давай я ей сейчас перезвоню, развею сомнения…
– Ты с переводчиками все вопросы решил? – сменил тему Жовнер.
– Подписали договоры… А что, в следующий раз не возьмешь с собой?
– Там видно будет, – уклончиво отозвался он, запоздало сожалея, что отказался от приглашения Нели. Похоже, ведь действительно ждала, хотела пообщаться, поделиться сокровенным… И совсем не обязательно же было оставаться на ночь. Предложил: – Давай поднимемся в ресторан, поужинаем, коньячку выпьем.
– Вот это замечательное предложение, – потер руки Ставинский. – Не возражаю. Хороший день надо достойно завершить…
Новый мир
Красавин
Теперь у него было дело, которое ему нравилось больше, чем организовывать митинги, пикеты, демонстрации и даже выпускать самиздатовский журнал. Коммунисты все еще сопротивлялись, хотя было очевидно – их дни сочтены. Предложение Жовнера стать главным редактором новой демократической газеты, которую учредили агентство Жовнера, фирма Гаврилова (симпатичный мужик, с амбициозными планами и, похоже, с хорошим капиталом) и федеральное министерство печати, пришлось кстати: противостояние старого и нового вышло на стержневую линию, когда силы сторон равны и даже мало-мальский перевес может обеспечить победу. Естественно, все сейчас решалось в Москве, но на чашу весов противоборствующих сторон подбрасывались провинциальные настроения и события. Недееспособность коммунистов на местах была очевидна, но они все еще сидели в кабинетах, а в их штабах тоже надеялись на неучтенный резерв.
Красавин и его сторонники опробовали уже все способы демонстрации неповиновения вплоть до массовой голодовки, которую провели в палатках, расставленных под окнами здания крайкома партии.
Помимо Красавина, Дубинина и Павлова в ней приняли участие еще с десяток добровольцев. Сменяя друг друга, они придавали этой акции массовый характер, но продержались две недели только они втроем. Тем не менее стали пионерами – голодовок до этого никто не проводил, о них писали центральные и даже зарубежные газеты, но партийные чиновники не сдавались, похоже, они понимали неизбежность своего ухода и теперь оттягивали его, полностью закрывшись от общества. Пора было выходить на другой уровень борьбы.
Предложение возглавить новую газету, с одним лишь обязательством – сделать ее истинно демократическим изданием, оказалось как нельзя кстати. В центральном штабе демократической партии его решение стать главным редактором газеты поддержали, пообещав помощь в сборе актуальных материалов и содействие в распространении газеты в Москве и крупных городах России, там, где демократы уже имели влияние. Поэтому и тираж сразу решили сделать не пятьдесят тысяч, как предложил Жовнер, а двести тысяч экземпляров.